Совокупность форм и подходов к врачеванию души, имеющих в основе мировосприятие, покоящееся на православной вере, духовном, аскетическом и литургическом опыте Единой, Соборной и Апостольской Церкви (конфессионально определяемой как Православная).
Выделяемая в самостоятельное направление, православная психотерапия определяется с религиозно-конфессиональной тональностью, потому что в ее основании лежат опытно-теоретические знания православной антропологии, гомилетики, аскетическое и святоотеческое учение о духовной жизни, о страстях как источнике болезней, о подвижничестве как духовной брани, а также многовековой положительный опыт Церкви в деле душепопечения и понимание нравственного христианского долга в духе Святого Евангелия.
Православная психотерапия естественным образом занимает свое место среди многообразия психотерапевтических теоретико-методических подходов, поскольку они связаны прежде всего со своеобразием понимания природы человека и его назначения, а также вытекающих из этого характера человеческих отношений. Специфичность данного направления в том, что междисциплинарная проблема, в центре которой стоит человек - помощь ему в выживании и спасение его, - решается в совокупности 3 аспектов - не только медицинского и социального, но и сотериологического.
При полном приятии значения совокупности клинических, психологических, социальных и биологических факторов опытное знание о человеке подвижников христианского благочестия, отцов и учителей Церкви, запечатленное в их творениях в форме слов, гомилий, бесед или поучений, содержит категории и понятия, которые отличают его от аналогичных областей знания - как от современной научной психотерапии и психологии, так и от инославных религиозных систем, например: состав человека (дух, душа, тело), человек как образ и подобие Божие, благодать, трезвение, обожение, спасение. Религиозно-конфессиональный признак психотерапии указывает не на использование религиозного опыта вообще в его социально-психологическом понимании, а только конкретного опыта православной духовности. По словам исследователя православной антропологии и аскетики архимандрита Киприана (Керна) (1996), «православное учение о человеке исходит в главном из трех источников ведения: Священное Писание, непосредственные мистические прозрения и самостоятельные домыслы богословствующего разума».
Главнейшим в богословии можно уверенно считать эмпирическое знание о человеке, аскетические опыты, гомилетику, практическое душепопечение, а крайне важные догматические и канонические направления богословской мысли имеют первенствующее значение в вероисповедных вопросах, которые структурируют религиозность души человеческой.
С первых веков христианства постигался состав человека как образ и подобие Божие, психический механизм действующих в нем сил, формировалось учение о человеке, основанное больше на внутреннем самоуглублении, на изучении сокровенного мира души, чем на богословской диалектике и предпосылках античной философии.
Накоплен положительный опыт, легший в основу проповеди спасения и пути подвижников. Наука нового времени прошла мимо многоценных психологических и антропологических знаний, достигнутых последователями Христа Спасителя. Аскетические опыты, патристические труды в полной мере не наследовались и самой Церковью в новое и новейшее время (по исторической периодизации), а со стороны научных кругов они не только не изучались, но даже не критиковались и полностью игнорировались.
Различия понимания души между научным рациональным знанием и ведением религиозным, всегда опирающимся на Божественное откровение, здесь не требуют пояснений. Но примечательно другое: евангельское Благовестие принесло в мир несколько руководящих идей о человеке, при этом некоторые из них были восприняты из ветхозаветной традиции, а иные заново даны в христианском Откровении (Robinson H. W., 1920); проанализирован корпус библейских антропологических терминов, из которого видно, что уже терминология Посланий апостола Павла (Новый Завет) содержит неадекватность ветхозаветным выражениям (безусловно, еще большая несогласованность с современной психологической терминологией), его язык не укладывается в рамки иудейской антропологии, которой была чужда трихотомия человека (дух, душа, тело) и свойственно особое понимание человеческой личности, не в ее ипостасном, абсолютно персоналистическом значении, а через призму коллектива, национального целого, реализуемое в обществе и через общество, базирующееся на ней.
Вопрос о дихотомии или трихотомии человека апостолом Павлом не решался специально, но классический текст в I Послании к фессалоникийцам (V, 23) с бесспорно трехчастным пониманием человека стал одной из аксиом при решении проблемы человека и мира.
Внутри христианских конфессий и деноминаций проблема человека преломляется, в частности, через отношение к святоотеческому наследию и к аскетическому опыту. Так, например, такая категория аскетики, как обожение, не свойственна миру неправославному. Отношение к аскетике в католицизме (по монографии С. М. Зарина «Аскетизм по православно-христианскому учению», 1996), выражается в выполнении и осуществлении 3 «евангельских советов» (целомудрие, нищета и послушание), выполнение их евангельскими заповедями не требуется, и потому аскеза является выполнением не должного, а сверхдолжного. В протестантстве отрицается само существование «евангельских советов» в отличие от заповедей, а потому аскетизм в его понимании противен духу Евангелия. В православии совершенство считается общехристианским требованием, «путем узким». Богословские концепции, таким образом, входят в проблему человека во всей его полноте и не могут не отражаться на принципах помощи и терапии.
Признак конфессиональности (церковности - в богословском понимании) выражает определенную человеческую позицию и ситуацию при оказании и принятии психотерапевтической помощи, в отличие от любого методологического или характерологического определения. Важно отметить, что принцип доминанты, сформулированный А. А. Ухтомским (известным физиологом, прежде получившим образование в Духовной академии), рассматривался им самим в неразрывной связи с законом заслуженного собеседника: «Мы видим во встречном человеке преимущественно то, что по поводу встречи с ним поднимается в нас, но не то, что он есть. А то, как мы толкуем себе встречного человека (на свой аршин), предопределяет наше поведение в отношении его, а значит, и его поведение в отношении нас». П. п. в своих основах близка к личностно-ориентированной психотерапии - она ориентирована на видение человека, созданного по образу и подобию Божию.
В понимании личности христианство дало наиболее полное раскрытие заложенного в человеке неповторимого начала. Архимандрит Киприан (Керн) тонко заметил в связи с этим, что эллинистическая мысль не нашла даже выражения для личности, греческий язык Платона и Плотина для обозначения индивидуальности использовал производное от местоимения «каждый». В период богословских споров вокруг тринитарного и христологического догматов была определена основа для обозначения человеческого лица, осознано Божественное происхождение личности, ее духовность. Богословие выработало понятие ипостаси как самостоятельного «бытия в себе», т. е. понятие, определяемое в современном словаре словом «личность». Личность прежде всего духовна, а не только «индивид» как «часть вида». П. п., условно говоря, ипостасно-ориентированная, понимание человека как личности неотделимо от богословской антропологии с нюансами понимания духа, души и тела. Для психотерапии практической крайне важно понимать не только многогранность личности, но и ее многоуровневость.
Ветхий и новый человек, внешний и внутренний, плотский, душевный, духовный - не образы, а понятия. Личность или человеческая ипостась объемлет все части этого естественного состава. Проблема дихотомии и трихотомии снимается при внимательном прочтении творений отцов Церкви, в частности святого Исаака Сирина (1911), объединившего идею двуприродности человека («человек составлен из двух частей, т. е. из души и тела») и представление о трехчастном строении человека («три суть мысленные способа, по которым ведение восходит и нисходит; и бывает изменение как в способах, какими водится ведение, так и в самом ведении; и чрез это оно вредит и помогает. Три же способа суть: тело, душа, дух»). Внешний, внутренний и совершенный человек - своего рода лествица (среди современных авторов этой темы коснулись А. Позов (1996) в Испании и Н. Носов (1995) в России). Епископ Варнава (Беляев), автор монографии «Основы искусства святости» (1995-1997), отмечал, что святые отцы, говоря о разумной, раздражительной и вожделевательной силах души, рассуждают в отношении не только плотского человека, но и человека, борющегося со страстями, и даже святого. По его определению, они изучают духовную жизнь в 3 срезах (духовном, душевном и плотском) по 3 сторонам (способностям), сразу с девяти точек зрения. В этом отличие святоотеческой психологии от мирской, православной психотерапии опирается на ее богатый духовный и эмпирический опыт.
Исторически формирование этих основ прошло многовековой путь, условно подразделяемый на доникейскую антропологию, антропологию великих догматических споров, антропологию пустыни, антропологию мистиков, антропологию богословских синтезов, исихастскую (паламитскую) антропологию и антропологию современного богословствования.
Иное своеобразие православной психотерапии состоит в том, что необходимо говорить о 2-х ее формах: сугубо церковной и научно-практической.
В первом случае это констатация факта психотерапевтического воздействия практики церковного душепопечения, таинств, обрядов и дисциплины, установленных с апостольских времен, развитых в святоотеческий период и незначительно корректируемых на протяжении всей церковной истории.
Во втором случае все виды помощи (консультирование, диагностика, профилактика, лечение) осуществляются профессиональными врачами и психологами в диапазоне психотерапевтических и общемедицинских мероприятий, при этом они не подменяют собой пастырское душепопечение и благодатные действия церковных таинств и обрядов, но их методико-теоретическая база аккумулирует глубинные знания как богословских, так и естественных наук. Это есть выражение тенденции наладить взаимодействие с религиозным опытом в свете православной духовности, иными словами - постижение этого опыта самим психотерапевтом через личное воцерковление и гармонично следующее за этим деятельное благовествование, реализуемое через врачебное призвание.
Обе формы являются осуществлением Миссии Церкви в мире: духовным «окормлением» народа Божия в первом случае и ее социальным служением во втором, поскольку православный врач - чадо Церкви и опыт человекознания отцов и учителей Церкви не может быть трансформирован в некую психотехнику, культивируемую вне церковного общения.
Отмечая реальность психотерапевтической помощи Церкви, важно понимать, что она организована на основе всечасного решения сотериологических задач, что ситуативная целительная (можно сказать, чудесная) помощь страждущим не может быть выделена из этого контекста. Говорить о методике спасения было бы кощунственно для церковного сознания и бессмысленно для научно-критической любознательности в силу трудностей понятийного перевода сущности церковной икономии, Божественного домостроительства, на язык современной науки.
При посильном описании научным языком с позиций психотерапии деятельной сакральной жизни Церкви особенно выделяются такие ее составляющие, как пастырское душепопечение (с таинством исповеди и покаяния, институтом духовничества, специальными молебнами) и богослужение во всей литургической полноте. Такое описание фиксирует прикладную сторону таинств, иерархических обязанностей и храма. Например, священник Д. М. Байбаков (до принятия сана получивший образование врача-психиатра) на церковно-медицинской конференции отмечал, что «если богослужение рассматривать только как храмовое действо в отрыве от мистической сущности, то оно является синтезом многих искусств - изобразительного, словесно-поэтического, музыкального. Психотерапевтический эффект каждого из них, ритмическая структура всей службы, участие в ней певчих и народа, эмоциональная насыщенность - все подчинено единой цели - разрядке отрицательных эффектов, катарсису... Русский философ и священник Павел Флоренский вообще рассматривал ритм, темп и интонацию как древнейшую и существенную часть богослужения... И если ритм, темп и интонация соблюдены, то чтение, пение, молитва производят свое очищающее действие на души людей, хотя бы содержание всего воспринималось на подсознательном уровне». Можно говорить об элементах музыкотерапии, библиотерапии, об аналогичности медицинской деонтологии соответствующему разделу пастырского богословия, об установках ожидания и соответственно о типологии грешников, но сопоставимость форм вторична перед реальной помощью страждущему.
Епископ Варнава (Беляев), согласно церковному сознанию, так определил порядок в призывании врача:
1) раскаяться в душе своей во всех прежних грехах, без всякого самооправдания и самовыгораживания;
2) дать торжественное обещание исправить свою жизнь к лучшему;
3) призвать священника и закрепить, освятить эти новые душевные расположения в таинствах покаяния, елеоосвящения и святого причащения;
4) наконец уж, чтобы не понуждать Господа на явное чудо и не давать повода к возрастанию в себе скверного тщеславия и гордости («Бог мне сам поможет»), смириться под крепкую руку Всевышнего и призвать земного врача.
Православная психотерапия, востребованная временем, предшествует этому порядку, она приуготовляет человека к его восприятию - ее задача привести страждущего к покаянию через осознание им психологических (страстных) механизмов болезни, через активизацию значимых эмоциональных переживаний, через пробуждение резервных возможностей для восстановления в нем образа Божия. Следуя за Афанасием Великим: «По образу - это мое разумное бытие, а по подобию - это моя возможность стать христианином», обращение к молитвенной помощи Церкви - залог восстановления подобия Божия. В современной практике психотерапии такой подход реализуется в методе целебного зарока доктора Г. И. Григорьева.
При 2-х формах православной психотерапии важно отметить 2 возможные оценки ее значения: 1) с позиций официальной медицины и православного психотерапевта как врача его практика является основной в оказании помощи, а Церковь со службами, требами, таинствами и опытом душепопечения становится реабилитационным этапом после основного лечения, 2) с позиции Церкви и врача как православного человека сама психотерапевтическая практика является катехизаторской, проповеднической, огласительной по своему содержанию, первой ступенью перед воцерковлением собеседника-пациента, становлением на путь спасения (второй ступенью восхождения будет собственно жизнь во Христе).
Епископ Феофан (Говоров) точно сформулировал психотерапевтическое значение слова: «Пути и способы, коими воздействует благодать на дух человека, зачастую немы: ко всем им должен быть приложен еще способ дополнительный и совершительный. Это - слово, или проповедь. Слово Божие в разных его видах действительно и сопровождает все способы, поясняя их и указывая последнюю цель: "Всем всюду проповедовать", да покаются (Деян. 17:30) Вера от слуха. И вот существенная нужда оглашения - сказание общего, спасительного порядка, необходимость общеизвестных лиц и места, куда должен обратиться за истолкованием возбужденный, чтобы не потерять напрасно возбуждения. Слово не только восполняет все показанные способы, но и заменяет их. Оно возбуждает полнее и внятнее. По сродству его с духом нашим оно проходит внутрь, до разделения души и духа, оживляет последний и осеменяет его к плодоношению дел духовных. Возбудительная сила его тем значительнее, что оно действует разом на всего человека, на весь его состав. Звук, или членосостав слова, поражает слух, мысль занимает душу, а невидимая сокровенная в нем энергия касается духа, который если вонмет, то после того, как слово благополучно пройдет и тело и душу - эти грубые заставы, - возбуждается и, приходя в напряжение, разрывает держащие его узы».
Принципиальным условием данного психотерапевтического направления является то, что оно реализуется посредством воздействия на пациента словом не просто врача-психотерапевта, а врача-психотерапевта православного; здесь личность психотерапевта играет значительную роль, а применяемые методы работы с пациентом должны отвечать конкретно решаемой задаче, при этом сами методы применяются в интерпретации православного врача, т. е. на основе данных православной антропологии, аскетики и в пределах догматической и канонической допустимости.
При безусловном исповедании православной веры можно выделить еще 2 основополагающие черты православного врача-психотерапевта:
1) чуждость антропоцентрическому гуманизму, в основе которого лежат самодостаточность человека и такое представление о мире, что он есть и должен быть только областью человека; эта чуждость обусловливается православной верой врача;
2) чуждость психологическому монофизитству со свойственным ему гнушением человеком и миром как созданием Божиим и приверженностью к лжеблагочестию и декларируемому неумеренному аскетизму, причем понятому неверно, не в духе святоотеческого понимания аскетизма;
3) эта чуждость обусловливается собственно врачебным призванием, этикой и назначением медицины.
Первое свойство отделяет православную психотерапию как от директивной, так и от гуманистической психотерапии своей христоцентричностью, вводя в научно-медицинское применение истинность Евангелия и верность святоотеческого знания о человеке. Антропоцентризм в мироощущении (иначе человекобожие) является полнейшей противоположностью православного учения об обожении человека, он активизирует в человеке его греховную самость, оттесняющую и уничтожающую в нем образ Божий, подменяет своим падшим Эго Божественное «Я», и, несмотря на временное облегчение, оставляет человека в замкнутом порочном круге страстей.
Второе свойство объясняет возможные недоуменные вопросы между научной психотерапией и церковной практикой, вызываемые оценкой «мира и того, что в нем», неадекватной догматически исповедуемому Халкидонскому символу о восприятии человеческой природы Богом; следствием оценок такого порядка является ошибочное благочестие, возводимое на требованиях ложно понятого аскетизма.
Парадоксально, но врачи в силу профессиональных знаний, ставших важной составляющей в их мировоззрении, обладают иммунитетом против этих заблуждений и, по преодолению в себе безверия, маловерия и самомнения, врач волею Божией становится врачом православным. Особый статус врача обусловлен самой природой врачевания: медицина с древности относилась к практическому искусству и не входила в состав философии или богословия; в Евангелии и в святоотеческом предании образ врача и его искусство часто используются как положительная метафора. Святые врачи и целители христианского Востока не были священниками (святой великомученик Пантелеймон, святые бессребреники Косма и Дамиан). Целительство определялось как благодатный дар. Уместно привести известную аналогию, согласно которой психотерапевт (православный и христианин вообще) соотносится со священником как Иоанн Предтеча с Христом. Врач и священник не подменяют друг друга, но они соработники Господа. Ответственность врача беспрецедентна: на нем лежит юридическая ответственность в государстве, вне зависимости от вероисповедной принадлежности, он не избавлен от Суда Божия и его деятельная позиция определяется высоконравственной внеконфессиональной врачебной этикой.
Отличительными свойствами православной психотерапии являются: христианское милосердие, врачебное человеколюбие и христолюбие в сочетании с человеческим умением пользоваться медицинскими и психотерапевтическими знаниями.
Апология христианства не умаляет значения секуляризованной науки; в частности, достижения отечественной школы психотерапии, ее психогенетического направления обретают новое прочтение: опытное человекознание и Богопознание в аскетике расширяют возможности психотерапии для современного человека. Аскетизм в Православии является неотъемлемой частью духовной жизни, так же как и стяжание благодати Святого Духа. Психотерапия достигает результата, если способствует встрече деяний Божиих, направленных на спасение человека, и встречных деяний человека, жаждущего своего спасения.
Значение благодати в исцелении человека, в помощи ему в духовной брани неизмеримо: духовная диагностика и видение в страждущем действия или отсутствия благодати резонирует с духовным состоянием самого психотерапевта. Современный подвижник благочестия архимандрит Софроний (1994) учит через свой опыт: «Благодать, даруемая вначале ради привлечения и обучения, иногда бывает не меньшей, чем у совершенных; однако это вовсе не значит, что она усвоена получившим сие страшное благословение. Усвоение Божиих дарований требует длительного испытания и усиленного подвига. В полноте перерождение падшего человека в "нового" (Еф. 4, 22-24) совершается в три периода: первый, начальный, - призыв и вдохновение на предстоящий подвиг; второй - оставление «ощутимой» благодатью и переживание богооставленности, смысл которой в том, чтобы предоставить подвижнику возможность явить верность Богу в свободном разуме; третий, заключительный, - вторичное стяжание ощутимой благодати и хранение ее, связанное уже с умным познанием Бога».
«В духовной жизни именно важно озарение Божественною силою, благодатию Святого Духа не только ума, но и всех способностей человека, всего его сложного психофизического существа. Совершается процесс всецелого обновления человека. Всем своим бытием человек участвует в этом и всем существом погружается в лучи Божественного света... Тело, как и ум, и воля, и чувство, содействуют друг другу в процессе этого обожения... Аскетика восточных отцов проходит через своеобразный путь принуждения и покорения естественных сил человека. Внутреннее трезвение - путь воспитания не только ума, но и всех естественных способностей, путь воспитания и тела. И именно не убиение, не уничтожение тела, а его воспитание, использование для служения делу молитвы и трезвения», - кратко резюмирует архимандрит Киприан (Керн).
Аскетическая традиция, следовательно, зовет к воспитанию и преображению человека во всей его цельности духа, души и тела. Оно проходит в условиях аскетического подвига. Весь опыт аскетики усваивается как необходимое условие этого делания. Подвиг - прежде всего:
1) исправительное средство для души;
2) воспитательное и предупреждающее средство против будущих искушений и опасностей.
Страждущий на приеме у психотерапевта по состоянию подвижник; собственно о подвиге можно говорить как о терапевтике и гигиене души.
Страждущий пациент православной психотерапии воспринимается и как подвижник, и как грешник - человек, плененный страстями. Для диагностики духовной, для интерпретации данных клинического и психологического анализа необходимо знать о страстях в свете христианского аскетизма. Страсти - категория отсутствующая в психологической, да и в философской науке. Суть заключается в том, что если не осуществляется реализация человека как образа и подобия Божия и даже благая жизнь в мире, то единственно конкретной причиной являются именно страсти, сообщающие ложные, превратные направления всей жизнедеятельности и лишающие природной по сотворению способности. Без чистоты от страстей душа не врачуется от греховных недугов. Страсти служат преградой добродетелям души. Страсть всегда указывает на негармоничное и несвободное состояние сил человека, от чего страдает и его объективное достоинство и субъективное благосостояние. Единичный интерес, чрезмерно расширясь в ущерб другим, подчиняет своему влиянию волю человека, вот почему страсть и является по преимуществу болезнью воли, хотя и другие силы и способности человека извращаются и получают ложное, превратное направление вследствие влияния страсти на всю психофизическую жизнь. Приходя в страстное состояние, душа оказывается вне своего естества, поскольку приводится в движение чем-то чуждым, внешним, а не своим собственным.
Все громадное многообразие страстей соответствует разнообразию и духов злобы, которые аскеты сводят в основном к восьми главным и разделяют на телесные и душевные. Первые имеют место в телесных потребностях, но рассматриваются как психофизиологические состояния. Основным в схеме главных страстей является генетическая связь, которая существует между ними. Имеется внутренняя диалектика греховных страстей: одна страсть порождает другую.
Страсть также можно определить как сильное и длительное желание, а желание, в свою очередь, как осознанную потребность, выяснившуюся и определившуюся благодаря прежним опытам ее удовлетворения. По определению Иоанна Дамаскина, страсть - это возбуждающее чувства движение желательной способности, вследствие представления блага или зла. Желание же можно охарактеризовать с трех сторон: неудовлетворенное стремление; представление о предмете, способном удовлетворить стремление; чувство удовольствия, знакомое из прежнего опыта удовлетворения возникшей склонности. Центр тяжести всех страстей лежит в психической области и представляет собой акт волевой по преимуществу. Можно определить страсть как сильное и длительное желание, которое властно управляет разумным существом, фактически проявляясь не иначе как при условии слабости духа, это худое делание разума.
Без подвига борьбы со страстями душа не приобретает для себя ничего боголюбезного или спасительного, не достигает искомого исцеления. Спасительные средства:
1) память смертная (помнить, что самое страшное - это смерть духовная),
2) спасительный плач о своих грехах,
3) смирение,
4) пост.
Покаяние и воздержание сопутствуют главному средству - трезвению ума. Трезвение деятельно и радикально, оно «непрестанный труд самопреобразования, аутотрансформации - к общению и в общении», оно «не мистика спиритуалистического экстаза, исступления и отрешения от тела, не спекулятивная и не визионерская мистика... не психотехника, нацеленная на продуцирование измененных форм сознания» (Хоружий С. С., 1995).
Очерк о православной психотерапии необходимо дополнить уточнением самого явления аскетизма в Православии. Восприятие термина «аскетизм» связано с представлением о монахе-отшельнике, упражняющемся в делах, ведущих преимущественно к угнетению и умерщвлению плоти. Аскетизм считают порой явлением ненормальным и даже заслуживающим порицания или путем избранных. Такое представление на века оставило всю ценность аскетических знаний, наблюдений и опыта. На самом деле аскетизм имеет своей прямой и ближайшей целью приспособить естественные силы и способности человека к восприятию воздействия Божественной благодати, сделать их органом, послушным, удобным орудием для осуществления в человеческой личности вечной жизни; аскетизм является моментом христианского освящения, поскольку для осуществления последнего необходимы и всякое внутреннее усилие - заботы, попечения, молитвы, и всякое внешнее борение и преодоление препятствий. Среди аскетических правил есть общеизвестные - труд и воздержание, а многие аскетические положения, психологические по своей сути, легли в основу большинства психотерапевтических школ. Возникает вопрос о месте и качестве употребления этих советов, поскольку цель направлена на помощь человеку. Основным, общим и наиболее характерным принципом аскетики является ведение и разумение, лежащие в основе рациональной психотерапии. Самым значительным трудом по аскетизму можно назвать монографию С. М. Зарина «Аскетизм по православно-христианскому учению» (1996); новый опыт анализа аскетической традиции представил С. С. Хоружий в «Аналитическом словаре исихастской антропологии» (1995). Эволюция антропологических знаний детально исследована в диссертации архимандрита Киприана (Керн) «Антропология св. Григория Паламы». При этом сами творения отцов, учителей и аскетов являются живоносным источником, некоторые представляют собой суммарное изложение накопленного опыта, как, например, Творения аввы Евагрия, Поучения аввы Дорофея, Духовные беседы преподобного Макария Египетского, Творения преподобного Максима Исповедника и многих других (Иоанна Кассиана Римлянина, святого Ефрема Сирина, святого Иоанна Дамаскина). Своеобразной антологией по всем аспектам проблемы человека можно назвать добротолюбие.
Составной частью аскетики наряду с антропологией следует назвать и святоотеческую психологию. Должно отметить, что выделение суммы знаний о человеке в специальные разделы вызвано диалогом с современной наукой. Психологизм в богопознании, благочестивом пути к Богу даже не одобрялся. Литература по этому вопросу, который применительно к проблемам современного человека можно назвать психологией грешника, одновременно безмерна и ограниченна. Ее можно назвать определенной частью аскетики, но она уже аскетики и должна бы, собственно, составлять пропедевтику ее. Аскетика тесно связана с психологией падшего человека, которая составляет ее теоретические предпосылки. Все содержание аскетики насквозь психологично. Среди работ на эту тему систематизированными можно назвать только труд епископа Феофана (Говорова) Затворника «Путь ко спасению (краткий очерк аскетики)» - его работу о том, что есть духовная жизнь, и труд епископа Варнавы (Беляева) «Основы искусства святости», в котором он начал сопоставление светской и святоотеческой психологии.
Изучение сопряженности святоотеческого и аскетического опыта с основами психотерапии актуально не только в связи со спекулятивным использованием евангельского лексикона в отечественной целительской и зарубежной психотерапевтической практике, с экзегезой в отрыве от Священного предания, содержащего эмпирические данные (фактор, важный для науки), но и с возможностью своевременно одухотворить психотерапию как медико-психологическую помощь, явив при этом и научную добросовестность. Первым отечественным пособием по психотерапии можно назвать «Путь ко спасению» святителя Феофана (Говорова) Затворника - руководство, написанное во второй половине XIX в. В предисловии к одному из переизданий обоснованно говорится, что в нем найдут хорошие советы подросток и мать семейства, ученый профессор и простолюдин, здоровый человек и калека. Христианская жизнь систематично представлена как метод преодоления личностных проблем, разрешения психотравмирующих ситуаций и коррекции неадекватных реакций, в книге детально описан весь психотерапевтический процесс от анализа возникновения мотивации к исправлению (предпосылки покаяния) до содействия в изменении жизненных установок (реконструкции отношений, нарушенных внутриличностным конфликтом). Краткий очерк аскетики изложен без свойственной нравственному богословию нормативности моральных предписаний на основе десяти заповедей Моисея, а как опыт исполнения евангельских заповедей во всей полноте. Обобщенный святителем Феофаном (Говоровым) Затворником, опыт подвижников предвосхитил востребованность психотерапии в научном понимании термина задолго до выделения ее в самостоятельное направление, отдельное от клинической психиатрии.
На современном этапе интеграционные процессы Церкви и медицины происходят в вопросах психиатрии и наркологии, оставив проблему терапии души без должного внимания, хотя признается, что успехи «тесно связаны с повышением уровня духовности в обществе, с развитием высоких морально-нравственных качеств каждого человека, с перестройкой межчеловеческих отношений в духе гуманности и милосердия». На официальном уровне нет сопоставления наличных знаний о природе заболеваний и недугов, теоретических и эмпирических основ понимания страждущего человека. Предполагаемая высокообразованность деятелей Церкви позволила внешне согласиться на понимание языка мирской науки, веротерпимость светских специалистов допустила право на специфичный терминологический аппарат в богословии, а в результате стала процветать практика псевдоцелителей и колдунов, построенная на синкретической ложной мистике и магизме, которые вредны медицине и религии в плане уровня социального статуса, а человеку опасны для сохранения физического и психического здоровья, не говоря о спасении души. Православная психотерапия как помощь ближнему призвана преодолеть методологическую недоговоренность, вооружившись духовно-врачебной мудростью нематериалистического постижения человека в его цельности и положительными знаниями естественных наук.
Насущная проблема православной психотерапии состоит в формулировании терминологии своей теоретико-методологической основы, она не решена в полной мере. Трудность не только в соотнесении научных и святоотеческих понятий и категорий, но и в соотнесении особенностей мышления восточно-христианского и западноевропейского. Методологическая, а следовательно, и понятийная разделенность проистекает настолько же из мировоззренческих категорий, как и из интеллектуальной культуры, которая задает мыслительные категориальные конструкции для способа понимания объекта исследования. Применительно к психологии и психотерапии эта проблема имеет особенно острый характер, так как сталкивается с реальной психологией реально живущих людей, с их ментальностью, языковой культурой, образом жизни, освященным в равной степени традицией и повседневностью.
Например, на языке наших отцов самого слова «мистика» нет, это понятие западного происхождения, которому лучше всего соответствует «стяжание Святого Духа». Поэтому то духовное делание, которое на Западе называют мистикой, а у нас не имеет такого определенного и узаконенного наименования, представляется в учении наших отцов прежде всего как благодатное состояние. Но через школьное богословие и русскую религиозную философию расширился синонимичный ряд и для понятий духовного порядка (как пример понятия мистика и мистическое, при употреблении которых пишут одно, а имеют в виду иное). В речи психотерапевта может преобладать разговорный язык, отражающий особенности мышления (так, всем понятно, что душа это не то, что психика), но некоторые понятийные конструкты даже в разговорном языке имеют смысловые оттенки западного мышления. Язык беседы и язык научных интерпретаций в центре внимания православной психотерапии. При этом надо помнить предостережение архимандрита Киприана (Керна), что нельзя стилизовать отцов под наши понятия, нельзя, ища привычные методологические приемы, навязывать им наши выводы и ограничивать их нашими предпосылками. До конца познать глубину можно, только приобщившись к их духовному опыту.
В свою очередь, нельзя свести духовный опыт даже к таким важным понятиям, как вера и религиозность, которые успешно интегрированы в некоторые зарубежные психотерапевтические направления, и методы и место им в них определено по достоинству высокое. Отрыв от церковной традиции связан с объективными обстоятельствами исторического порядка, отказ от наследования ее - проявление духовной гордыни. Самодостаточный научный поиск при видимой методологической последовательности вдруг открывает то Христа без Церкви, то Церковь без Христа. Видимая твердая опора на Евангелие с исключением значения Священного предания, т. е. опыта, ведет к проповеди частного мнения (отсюда многочисленность доминаций в неортодоксальном христианстве и харизматические движения, перестраивающие жизнь вовлеченных в них по самочинию основателя). Преемственность - проявление соборности, а соборность - это не коллегиальность, в противоположность авторитаризму и тоталитарности, а «единство во множестве», согласное обобщение с учетом накопленного опыта. В основании православной психотерапии лежит этот опыт, исключающий возможность экпериментаторства над человеком, совлечения его с пути спасения в процессе оказания помощи.
Резонно заметить, что Святые отцы не знали православной психотерапии как таковой, но она пребывала в жизни Церкви и в ее проповеди как факт и ныне явлена как ответ на запрос времени.
Основной претензией православных людей к современной психологии является обвинение в том, что та якобы не признает добродетель смирения и призывает открыто проявлять любые чувства, в том числе и деструктивные.
Традиционно в нашем обществе заложено очень жесткое табу на агрессию вообще, поскольку считается, что она всегда связана с унижением другого человека.
Действительно, при нормативном подходе к определению агрессии она понимается как целенаправленное деструктивное поведение, противоречащее правилам социума. Между тем существуют и другие, психологические подходы к определению этого явления, исходя из которых агрессия понимается как абсолютно необходимая энергия. Без нее живое существо становится просто нежизнеспособным: оно не сможет спасти себя от стихии, не сможет никого защитить от опасности, да даже разозлиться на собственную лень и встать с дивана не сможет. Кроме того, полное блокирование в себе отрицательных эмоций приводит к атрофии любых чувств и их проявлений: в результате мы не умеем не только сердиться, гневаться, праведно или нет, но и радоваться, восхищаться, удивляться, недоумевать… и слова-то такие трудно вспоминать. Зато мы пребываем в постоянном бесплодном раздражении чувств, потому что накопленный внутри коктейль эмоций кипит, но не находит должного выхода.
Людям может казаться, что начни они проявлять все чувства, которые зарождаются в душе, тут же всех окружающих и их самих смоет ужасной волной несдерживаемой агрессии. Чаще всего это не так: орех злобы может очень долго храниться, но если начать его грызть, то невозможно делать это слишком долго, даже в очень тяжелых ситуациях. Довольно быстро он заканчивается, переваривается, а за ним – оказывается любовь.
Подтверждение этого тезиса мне встретилось в одной художественной книге. Небольшой роман Эрика-Эмманюэля Шмитта «Оскар и Розовая дама» рассказывает о десятилетнем мальчике, умирающем от рака в госпитале. Его родители даже сами боятся осознать и принять свою потерю, не то что поговорить о смерти со своим ребенком, в то время как ребенок гораздо дальше продвинулся в проживании и осознании всего происходящего и своего к этому отношения и очень злится на своих самых близких людей. И вот что ему советует его старшая подруга, бабушка-волонтер:
Что тебя больше всего мучает?
Ненавижу, просто ненавижу своих родителей!
Тогда ненавидь их как можно сильнее.
Вы мне такое говорите, Бабушка Роза?
Да. Ненавидь их как можно сильнее. Это будет как кость. А когда ты ее догрызешь, то увидишь, что оно того не стоило.
И действительно, в конце концов мальчик примиряется со своими родителями и понимает, как сильно на самом деле любит их, и как они любят его, пусть и несовершенной, боязливой любовью. Вообще дети, пока мы их не испортим и не закроем, гораздо лучше умеют управляться со своими чувствами. Трехлетний сын регулярно преподает мне подобные уроки. Вот такие, например, диалоги у нас случаются:
Мама, я хочу печеньку.
Хорошо, но сначала надо съесть суп. Ты будешь суп?
- (пауза) Я хочу немножко погрустить.
Дети понимают, что бывают эмоции, которых мы, может, и не хотим ощущать, но они все равно есть, и нужно отдаться им, тогда они перегорают очень быстро, и можно снова быть спокойным и жизнерадостным. А взрослые склонны иногда задавать очень глупые вопросы, зато при этом можно получить невероятно мудрые ответы:
Чего ты плачешь? Что ты хочешь?
Я хочу поплакать.
На это указывал и один из величайших педагогов Януш Корчак, заслуживающий этого именования не только за то, что положил свою жизнь вместе с детьми, но и за настоящую профессиональную мудрость: «Не хотите же вы ввести ребенка в жизнь с убеждением, что все справедливо, разумно, правильно, обоснованно и неизменно? В теории воспитания мы часто забываем о том, что должны учить ребенка не только ценить правду, но и распознавать ложь, не только любить, но и ненавидеть, не только уважать, но и презирать, не только соглашаться, но и возражать, не только слушаться, но и бунтовать. Мы часто встречаем взрослых людей, которые обижаются, когда надо бы не обратить внимания, презирают, когда надо бы посочувствовать. Потому что в области негативных чувств мы самоучки, потому что, обучая нас азбуке жизни, нам преподают только несколько букв, а остальные скрыты от нас. Что же удивительного, если мы читаем книгу жизни с ошибками?»
О пользе самокопания
Помимо непрожитых и задавленных в себе чувств, внутри нас могут таиться и другие проблемы, решить которые может помочь психология. Сами мы этому не научены, как не умеем удалять самому себе воспалившийся аппендикс, не можем продиагностировать опухоль.
В некоторых случаях, отвергая помощь специалиста, человек уподобляется герою известного анекдота, который, утопая, отказывается от помощи проплывающих мимо кораблей, отвечая: «Мне Бог поможет!» И когда он в конце концов тонет, то обращается к Богу с недоумением и обидой: «Что же Ты оставил меня?!»
Далеко не всегда Божественная помощь заключается в даровании чудесного умения ходить по водам или ниспослании могучей рыбины, которая подхватит тебя и вынесет на берег из морской пучины. А ведь именно на такую рыбину больше всего похоже чудесное исцеление человека от какой-то глубоко въевшейся в душу страсти: вечером горячо помолился, утром встал – и здоров. Блаженны те, с кем такое случается. Счастливы и богаты верой те, кто может не ходить к докторам и лечить и тело, и душу одной молитвой и таинствами Церкви.
Но чаще все-таки нам, слабым маловерам, Господь помогает руками других людей. Ведь главная заповедь, которую Он дал нам в Новом Завете – это любовь к ближнему, и нет больше той любви, чем если кто жизнь свою отдаст за другого. Я не слишком преувеличу, если скажу, что именно такими воинами за человеческую душу и могут быть хорошие специалисты-психологи, потому что, выслушивая, пропуская через себя всю человеческую мерзость, не осуждая и помогая, они сами по капле раздают себя.
Кто-нибудь скажет, что таким человеком – выслушивающим и дающим советы – должен быть для православного человека священник, а не психотерапевт. Нет, – скажу я как жена священника, – нет, не должен, совершенно не обязан. То есть, конечно, очень хорошо, если священник настолько хорош, что может оказать настоящую психологическую помощь, и очень часто любому священнику приходится на том или ином уровне ее оказывать, приобретая при этом определенный опыт. Однако в духовных семинариях пока не учат (или учат в совершенно недостаточном объеме) кризисной психологии, аддиктивной психологии, детской психологии, женской психологии – всему этому гигантскому спектру областей науки, не учат технике, извините за выражение, духовной безопасности при такой работе. А уж тем более не учат лечить психиатрические заболевания, которые некоторые верующие люди склонны называть беснованием и пытаться с ними справляться исключительно с помощью духовных методов. Возможно, отчасти именно этому пренебрежению верующих к психологической и даже сугубо медицинской помощи мы и обязаны профессиональным выгоранием священников. Поэтому точно так же, как бессмысленно ходить к психотерапевту вместо исповеди и причастия, не стоит и ходить на исповедь вместо психотерапевта. Пожалейте батюшку! Беря на себя такие неудобоносимые бремена, священник может нанести вред не только себе, но и обращающимся к нему за помощью – несвоевременными и непрофессиональными советами.
Конечно, к выбору специалиста, как и в любой другой области, стоит подходить внимательно. Проще говоря, не все, кто называет себя психологами, одинаково полезны. О критериях выбора можно рассуждать очень долго, и в некоторой степени это дело вкуса, но главный совет здесь может быть примерно такой: не выключать голову и оставаться в Церкви.
Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Не знать самих себя – крайнее безумие, хуже помешательства, последнее есть болезнь невольная, а первое – следствие развращенной воли. Ничто так не мешает человеку познать себя, как привязанность к житейскому, и наоборот, ничто так не побуждает прилепиться к житейским делам, как неведение самого себя». Именно познать себя, свою душу, нам может помочь наука психология (ψυχή - «душа», λόγος - «знание»). В отношении собственного внутреннего состояния мы привыкли к блаженному невежеству, часто являясь прямо-таки убежденными сторонниками и апологетами этого невежества.
Даже если человек регулярно ходит на исповедь, готовясь к ней по списку святителя Игнатия Брянчанинова, он может годами повторять один и тот же список, хоть бумажку не выкидывай. Отчасти это может происходить потому, что до корней своих страстей человек просто не хочет добираться, не хочет анализировать свое прошлое, свое поведение, причины и следствия, и это вполне понятно: мало кому нравится заглядывать в бездну… Впрочем, не всегда все так уж страшно, но чтобы это узнать, нужно все же заглянуть. Без этого освобождение от страстей может стать невозможным, как невозможно искоренить сорняки, обрывая у них только макушки.
У нас есть несколько разных инструментов борьбы с духовными сорняками: наряду с церковными таинствами, постом, молитвой, делами милосердия и т.п. очень мощным оружием является понимание, знание, разум. А результаты работы человеческого разума в отношении жизни души систематизированы как раз наукой психологией. В то время как гносеомахия – «борьба со знанием», отрицание необходимости рационального познания мира для верующего человека – еще в VIII веке была включена святым Иоанном Дамаскином в список ересей.
Преосвященный Иерофей (Влахос) родился в 1945 г. в Иоаннине в Греции. Он окончил богословский факультет Фессалоникийского университета. В 1971 г. принял священнический сан и служил в церкви Архиерейского дома в Афинах. Был известен как хороший проповедник и наставник молодежи. В 1995 г. был хиротонисан в сан митрополита Нафрактоса и св. Власия (новостильной Элладской Церкви).
Владыка Иерофей много лет занимается изучением патристического наследия, в особенности писаний св. Григория Паламы и других святых отцов-исихастов, авторов "Добротолюбия". Немало времени владыка проводит в монастырях Святой Афонской Горы.В греческом православном мире митрополит Иерофей почитается как один из современных подвижников благочестия. Книги преосвященного Иерофея переведены на многие языки мира, в том числе на английский, французский, испанский и арабский.
Книги (6)
Жизнь после смерти
Книга «Жизнь после смерти» дает православный ответ на волнующий каждого человека вопрос: что ожидает нас в будущей жизни.
В изложении известного греческого богослова и проповедника владыки Иерофея учение Святых Отцов становится понятным и интересным современному читателю.
Одна ночь в пустыне святой горы
Святая гора Афон, как много тайн и чудес скрывает она в монастырях своих, и келлиях пустынников, разбросанных по ее благословенным склонам. Удел Божией Матери - святая земля.
Архимандрит Иерофей, рассказывает о своем путешествии на Афон. И передает свой разговор со святым старцем о молитве, духовной борьбе, искушениях и Нетварном Божественном Свете.
Православная духовность
Содержание настоящей книги составляет краткое введение в православную духовность. Автор не ставит своей целью в полном объеме исследовать данный предмет, а лишь намеревается совершить своего рода "малый вход" в область Православного церковного Предания. В этой книге основные элементы православной духовности изложены простыми словами. Чтобы не слишком утомлять читателя.
Надо заметить, что смысл термина "духовность" применительно к Православной Церкви лучше было бы передать словосочетанием "духовная жизнь", поскольку речь идет не о каком-то абстрактном состоянии (как в западном богословии), но о действии Святого Духа в человеке. Однако в этой книге несколько условно используется все же термин "духовность", при том что мы анализируем смысл этого термина с точки зрения Православного Предания и подчеркиваем отличие его от иного, ложного понимания духовности.
Таким образом, с одной стороны, мы идем навстречу современному человеку, которому привычнее слово "духовность", а с другой - мы понимаем этот термин в сугубо православном смысле.
Православная психотерапия. Святоотеческий курс врачевания души
Отец Иерофей, находясь в миру и будучи истинным духовным отцом, пришел к заключению, что тяжелейшей болезнью нашего времени является душевное расстройство, так называемые психологические проблемы, и сделал вывод, что все они происходят главным образом от помыслов, помрачения ума и нечистого сердца.
С увлечением изучив святоотеческие творения, он описал страсти падшего человека и предложил для каждой из них курс лечения, так что читатель, увидев, словно в зеркале, собственную болезнь, сможет начать поиски врача, чтобы приступить к излечению своих души, ума и сердца и достичь боговидения и богообщения.
Рай и Ад
Вниманию читателей предлагается перевод двух глав из книги “Жизнь после смерти” одного из самых известных в России современных греческих богословов Иерофея (Влахоса), митрополита Навпакта и Святого Власия.
Тема данной брошюры - важнейший для каждого человека вопрос о цели бытия, о посмертном существовании, о блаженной или, напротив, мучительной вечности.
На основе православного святоотеческого Предания автор показывает, что, вопреки традиции западного богословия, “рай и ад нельзя рассматривать как два разных места, но Сам Бог является раем для святых и адом для грешников”.
Святитель Григорий Палама как святогорец
Книга современного богослова и апологета митрополита Иерофея (Влахоса) посвящена опыту пребывания на Горе Афон святителя Григория Паламы и связи этого опыта со всей последующей жизнью и богословием великого учителя Церкви.
Митрополит Иерофей привлекает к рассмотрению многочисленные сочинения фессалоникийского пастыря, а также труды его учеников и предшественников. Святитель Григорий предстает перед нами и как богослов, раскрывающий глубочайшее учение о Божественных энергиях, и как пастырь, решающий нравственные и социальные проблемы своего города, и как агиограф, и как оригинальный экзегет.
Большое внимание уделено глубинной связи учения святителя Григория со всей предшествующей святоотеческой традицией. На данный момент книга митрополита Иерофея является одним из немногих доступных на русском языке исследований, дающих целостный и всесторонний взгляд на жизнь и наследие великого святителя.
Понимание того, чем является православная психотерапия неразрывно с пониманием того, что такое православие.
Название медицинского направления в данном контексте можно рассматривать только в качестве символа, который имеет вполне определённое значение. Врачевание души в прямом смысле невозможно, поскольку душа с православной точки зрения - это частица Бога, которая «живёт» в каждом из нас. При этом душа является свободным существом, которое обладает возможностью стремиться к чему-то и действовать. Это сотворённое Богом духовное начало.
Само же соединение двух этих слов возникло в силу выхода в свет книги, которую написал греческий православный богослов Иерофей Влахос - «Православная психотерапия».
С первых строк она переворачивает представление о том, что такое правильное поведение, какие духовные начала могли бы положительно повлиять на внутреннее состояние.
Православная психотерапия
Во вступлении издатель, профессор А. В. Недоступ, приводит интересный пример:
В больницу, где он работает, пришёл психотерапевт и стал объяснять пациентам, что тем делать. Он призывал возлюбить себя, поставить во главу угла личные ценности, поменьше помогать другим и побольше заботиться о своей личности. Больные заявляли, что не хотят лечиться у такого доктора. Издатель замечает, что это радует, - ещё не всё потеряно в нашем мире.
Православные точно так же страдают от неврозов, испытывают депрессии и могут, называя вещи своими именами, сойти с ума. Только отношение к этому другое, нестандартное. Начнём с самого главного - это табуированный вопрос современного мира, вопрос смертности. В любом лечебном учреждении, на приёме у любого врача, в медицинской литературе про это говорить не принято. В определённы момент жизни человек осознаёт свою смертность. Что он услышит в таком случае? Советы не думать, предложения успокоиться, вселение веры в то, что всё обойдётся. Разумеется, это ложь. Ничего не обойдётся, все мы рано или поздно умрём.
Православие предложит в таком случае исповедоваться, очистить дух, укрепить его молитвой, создать духовное завещание. Здесь мы встречаемся с одним из наиболее важных инструментов - исповедь и покаяние.
К этому современный человек совершенно не приучен. Всё плохое, что есть внутри, в памяти - это нас давно и прочно научили скрывать, прятать, не признавать грехов. Их последствия от этого не исчезают, но нам страшно каяться в грехах, мешает гордыня и мнительность.
В своём вступлении о говорит о том, что все мы больны и всем нам нужно исцеление. Все оказываются под воздействием наущения и может показаться, что выхода нет. В том и коварность наших психологических проблем, что выход они закрывают собой, и мы всегда видим в первую очередь их проявления. Между тем, с точки зрения Иерофей Влахос, он находится в истинах православной церкви и Добротолюбии.
В чем суть православной психотерапии?
Лечение и обожение
«Православная психотерапия. Святоотеческий курс врачевания души» — произведение достаточно жёсткое. Митрополит не из тех богословов, которые гладят читателя по головке и льют елей. Он не даёт какой-то чудо-метод, который практиковать легко и просто. Да, православие подаётся в качестве системы врачевания души. Но только путь этот сложен, поэтому не имеет смысла потакать привычкам современных светских людей. Более того, не все христиане готовы воспринимать такие постулаты.
Названа цель христианства - обожение . Это означает уподобление богу посредством общения с ним. Само же православие выводится за привычные рамки религии. Обожение и подобие Богу начинают стремиться друг к другу. Непривычно и сложно, а если читать просто так, без определённого настроя, то даже скучно.
Всё можно свести к тому, что у психологических проблем есть причины. Они являются результатом проявления страстей. Православная психотерапия - это практическое применение методик христианства. Страсть рассматривается в виде слепой силы, которая в настоящем виде имеет лишь отрицательную функцию. Основной страстью является самолюбие. Необходимо правильно понимать этот момент.
Антиподом самолюбия в православном смысле является любовь к Богу, стремление слушать его волю и к единению с ним. Если такое состояние утрачивается, душевная сила направляется на саму личность человека, а разумная часть души начинает любить себя. Как бы неприятно это не звучало, но даже мать, которая любит больше себя своих детей, в реальности любит в них своё продолжение.
Выбор тут не велик: или человек любит себя, или Бога.
Речь в общем-то не идёт о служении человечеству вместо любви к себе. Такое было бы благом только в том случае, если произошло бы по воле Бога.
Обращение к Богу за помощью — выбор каждого
Исцеление страстей
Самолюбие превращается в страсти, которые трудно было бы заподозрить в таком источнике. Это леность, забвение и неведение. А уж в качестве производных от них плодятся все негативные черты характера - от ревности до злопамятности.
Обратим внимание на то, что христианская психотерапия не лечит в рамках классической, современной научной системы. Даже самые продвинутые психотерапевты на вопрос о причине какого-то психологического дискомфорта реагируют несколько иначе. Обычно, даже при всём многообразии школ и направлений, прослеживается одна общая черта. Если человек на приёме заговорил про дискомфорт, то психотерапевт ищет схему лечения, которая негативное состояние устранит, но в системе горизонтальных логических связей. У человека фобия? Психотерапевт может назначить ему курс лечения препаратами и дать какие-то медитативные техники. В результате наступает улучшение. Первоначальной причины в виде страстей работа не затронула.
Во что они превратятся завтра никому не известно, разве только Богу. Позволить себе уповать на него может или священник, или монах, или врач с христианским профилем - христианский психотерапевт. Однако таких не так уж и много…
Откроем любой учебник по психологии, психиатрии. Рассматриваются самые разные проблемы: неврозы, психозы, фобии, филии. В зависимости от ситуации, они превращаются в какой-то диагноз. Может быть и такой тревожный, как параноидальная шизофрения на фоне прогрессирующего алкоголизма. Проблема никогда не была особой и исключительной. Обычный психиатр, а это область в первую очередь психиатрии, именно эту болезнь и будет лечить. Православный называет решение этой же задачи - лечением страсти. И дело тут не только в словах…
- Во-первых, страсти не убираются, а трансформируются во что-то, чем они были бы в естественном состоянии. Страсти больны по причине изначального грехопадения. Страсть к Богу и свету - вполне естественна для души. Борьба со страстями в их искажённом виде - это наша работа, человеческая. Но окончательное их исцеление нам неподвластно - это может сделать только Бог. Вот здесь встречается ещё одно отличие от официальной психотерапии. Представьте себе врача, который начнёт проповедовать такое на приёмах. Вряд ли его карьера после этого будет успешной.
- Во-вторых, от человека требуется самопознание. Только не нужно думать о том, что настоящее православие будет предлагать увидеть в своём внутреннем мире - свет, Бога, Истину, Абсолют. В первую очередь самопознание покажет, что внутри себя мы немощны. И это не плохая новость, потому что немощность и неведение собственной немощи не дадут произойти исцелению. Однако современный человек не очень любит такую правду. А тем более неприятно вытаскивать её наружу своими же силами. Кажется, что это какой-то мазохизм. Слово «самопознание» напоминает слово «самоанализ». В какой-то мере это так и есть, но вне замкнутого личного пространства. Православные используют для этого сильнейший механизм исповеди. Но он же заблокирует путь для маловеров или атеистов, которым рассказать священнику или кому-то ещё о себе правду - задача почти нерешаемая. Православным она тоже даётся с большим трудом. Обнажить свои язвы может не каждый.
Сила православного безмолвия
Православная психология и психотерапия трактует болезни ума в качестве помрачения, которое появляется из-за удаления человека от Бога. Поэтому сразу нужно исключить попытки что-то использовать, какие-то методы, практики, но оставаться при этом атеистом или только играя роль христианина, но не будучи таковым в действительности. Исцеление ума проводится посредством его трезвления , соблюдения ума , которое достигается с помощью размышлений о всякой благодати.
Не нужно думать о том, что православный священник станет проводить душеспасительные беседы с лицом, которое не узнаёт людей, гоняется за инопланетянами или бьётся в припадках безумия. В данном случае речь идёт о психотерапии, а не психиатрии . Её практическая сторона выражается далеко не только в исповеди, размышлениях о Боге, но и безмолвии. Это одно из главенствующих понятий. Безмолвием является направление ума от суеты к покою.
Безмолвие может быть телесным и внутренним. Под телесным понимают всё то, что имеет внешнее проявление, а внутреннее базируется на возникновении твёрдой способности ума не впускать в себя никакие искушения. Допустим, что кто-то решил избавиться от тяги к алкоголю. Если он уединился и молится вдали от мира, то это телесное безмолвие, если же он смог дисциплинировать таким образом свой ум и не обращает никакого внимания на спиртное в магазине, то это внутреннее безмолвие.
Христианская терапия души и разума
Сокровенная жизнь
Безмолвие должно быть связанным с соблюдением Заповедей и чтением умной молитвы Христовой. И тогда, вопрошая о прикосновении к тому, к чему нельзя прикоснуться, человек вдруг прикасается к нему каким-то непостижимым образом.
Когда «Православная психотерапия» митрополита Иерофея Влахоса была издана в первый раз, то даже многие его сподвижники сказали, что жить так очень трудно - всё это по силам только единицам. Конечно - это очень трудно, но это и есть во Христе сокровенная жизнь.
Психотерапия.
М есто психотерапии в медицине – особенное. В процессе взаимодействия врача и пациента встречаются две личности. Происходит лечение души душой. Больные психотерапевтического профиля – это совершенно особенный контингент. Их страдания нередко связаны с моральными конфликтами, семейными проблемами, переживаниями после тяжелых болезней, духовными поисками. В глаза врачу, как правило, смотрит человек, который испытывает дефицит любви, взаимопонимания, поддержки со стороны близких. К специалисту он обратился тогда, когда переживаниями заполнена вся душа, весь организм, и нет больше сил терпеть. Иногда переживания переходят в тяжелые соматические симптомы, различные боли, онемения, другие нарушения.
Мне чаще всего приходится лечить и консультировать людей либо неверующих, либо со слабой, несформировавшейся верой. Именно поэтому на психотерапевта возлагается большая ответственность, как на врача и человека. Его задача – помочь пациенту, стесненному болезнями и конфликтами, неурядицами и потерями. Для врача, посвятившего себя психотерапии, важно иметь собственные духовные ценности, которые бы определяли его работу с пациентами. Без собственной (я добавляю: православной) духовной платформы он не сумеет различить ситуационные (психосоциальные) и биологические причины заболеваний от экзистенциальных, мировоззренческих.
Засилье материализма и, соответственно, отсутствия духовных требований к врачам этой сложной и очень специфической, в медицинском смысле слова, профессии не прошли бесследно. К большому сожалению, православная духовность не является в нашем обществе критерием для деятельности психотерапевта. А как было бы правильно руководствоваться христианскими ценностями в таком сложном деле, как душепопечение. На практике каждый работает в меру своего видения жизни, своих принципов. С другой стороны, и это одна из нелегких проблем, – если и есть в душе врача вера Христова, то не всегда она находит отклик в сердце пациента.
Доктор не выбирает своих больных. На приеме может оказаться убежденный атеист или представитель иного филосовско-религиозного направления. В последних случаях медицинское кредо “не навреди ” применимо вполне. Мой опыт показывает, что упор в лечении неверующих и неправославных стоит делать на здравый смысл, душевную поддержку, медикаменты. То есть оно должно быть более психофизиологически ориентированным. Но мы также должны с благоговением относиться к душе такого человека, ибо и она есть образ Творца. Если же на приеме оказывается человек, душа которого хочет обрести Господа, но мечется в неведении, то православный психотерапевт должен и духовно помочь ему. Он не подменяет собой священника. Он лишь предшествует ему. Доктор иногда представляет собой “заслон,” ограждающий пациента от еще больших искушений (алкоголь, блуд, самоубийство).
Нередко пациенты спрашивают меня о смысле собственной жизни, видя в моем кабинете иконы. Евангелие. И тогда тем, у кого открыто сердце к вере, я рассказываю о христианстве, о христианском понимании смысла жизни, смысле страдания. Уверен, что психотерапия, проводимая по принципу “потерпите, все пройдет,” в большинстве случаев просто недопустима. Приведу лишь несколько примеров.
Около полутора лет назад в состоянии выраженной тревоги ко мне обратился один состоятельный предприниматель пятидесяти двух лет от роду. Он сообщил мне, что не хочет больше жить, так как не видит смысла в своей жизни. В течение последних восьми лет он был трижды женат на женщинах вдвое младше его, нажил немалый капитал, и вот такой плачевный итог…
Или другой пример. Женщина средних лет потеряла единственного сына. Горе, слезы, безысходность и отчаяние не покидали ее ни на день с момента автокатастрофы, которая произошла два года тому назад… Еще пример. Молодой человек, перенесший в свои тридцать восемь лет два инфаркта миокарда… Есть тема практически запретная в светской медицине и психологии. Тема смерти. О смерти предпочитают умалчивать. Наука здесь бессильна. Тяжелых больных постоянно подбадривают: “Все будет хорошо,” “Все будет нормально.” В этой лжи и умирает человек. Умирает не подготовившись, без покаяния, без духовного завещания.
Мне не раз приходилось видеть смерть неверующих людей. Хорошо помню одного человека. На лице его – ужас и смятение, весь он был в сильнейшей тревоге. Не нахожу слов, чтобы описать этот леденящий душу страх, в котором он пребывал. Даже мысли о смерти у атеиста рождают отчаяние. Для православного человека памятование часа смертного – важный фактор для исправления своей жизни. С юных лет христианин просит у Господа безболезненной, мирной, непостыдной кончины и доброго ответа на страшном судилище. Когда читаешь о кончине праведников и святых, то не горем, а умилением и отрадой наполняется душа…
Лечебное психотерапевтическое воздействие должно, на мой взгляд, иметь иерархию целей: от ближайших (успокоить, вселить надежду, устранить симптомы заболевания) до главных – внутренний рост и развитие, обращение к непреходящим ценностям. В противном случае психопрактика может стать небезопасным манипулированием душами людей или принесет лишь “косметический” эффект.
По моему глубокому убеждению, психотерапия, когда это возможно, должна стать “мостиком” к вере в Бога. Я искренне радуюсь, видя своих бывших пациентов в храме. Впоследствии если они и заходят ко мне, то только в гости, ибо обретают их души Всемогущего целителя – Господа нашего Иисуса Христа.
Поделюсь еще одним примером. В течение трех лет я работал в реабилитационном отделении кардиологической клиники. Мне предстояло проводить психологическую реабилитацию больных после инфаркта миокарда. Люди, которые приходили на прием, а это были в основном мужчины трудоспособного возраста, не находили себе места. Настроение их было подавленным, на глазах часто появлялись слезы. Другие – недоумевали, находились в растерянности и не верили происшедшему с ними. Еще бы, 45-50 лет, обилие планов, проектов. А тут такая тяжелая болезнь-инфаркт. От одного этого слова многие вздрагивали, на коже появлялись мурашки.
По инструкциям, как врачу-психотерапевту и психиатру, мне следовало проводить диагностику психических аномалий и лечить с помощью медикаментов и психологического воздействия. Различными исследователями установлено, что даже спустя 6-12 месяцев после возникновения инфаркта у 90% пациентов обнаруживается депрессия. Причины ее стойкости, как показали наблюдения, связаны с утратой смысла жизни, крахом надежд.
Детально ознакомившись с литературой по вопросу психологической реабилитации инфарктных больных, я уловил одну тенденцию, которую можно обозначить как уход от действительности, сглаживание острых углов или отвлечение. Конечно, успокоиться необходимо, но что дальше? Такие вопросы я задавал себе очень часто.
В центре психического здоровья Российской АМН в мае 1993 года состоялась конференция под названием “Психические расстройства и сердечно-сосудистая патология.” Я был ее участником. Тема психологической реабилитации инфарктных больных обсуждалась в контексте вопроса о “качестве жизни.” Было заслушано много выступлений и докладов по психологической реабилитации.
Главная философская мысль выступавших укладывалась в схему: достойно жить -достойно болеть – достойно умирать. Причем под достоинством понимались скорее социально-бытовые составляющие, но отнюдь не нравственные. О духовности, о Боге, о вере не было сказано ни единого слова. Ученые, как мне показалось, пытались спрятаться за научной терминологией, уйти от ответа на главный вопрос: “Что противопоставить болезни?” В который как раз светская медицина и психология оказались в тупике. Выход из него непростой, он видится в обращении ко Христу, в смирении.
Митрополит Вениамин (Федченков) писал: “Несомненно существует связь между неверием и так называемой образованностью (в атеистических странах, прим. редакции). Но дело здесь не в учености, по нашему мнению, а в чем-то ином. В чем же именно? В несмиренности! Или, проще, в гордыни! По крайней мере, мое наблюдение таково. Ученость выделяет людей из массы простых рабочих, дает им преимущества, растет самомнение… а со всем этим приходит и гордость. “Вера же есть смирение,” – говорит св. Варсануфий Великий. Но главное – не в этом; ученый человек начинает верить в себя: в свой ум, в свои знания, а не в Бога, не в благодать Божию.” Добавить к этим словам мне нечего.
Вот уже 14 лет руководит клиникой, в которой я вел прием, моя мама – Авдеева Галина Петровна. Она, как верующий человек, всячески способствует созданию в больнице теплого христианского климата. Под ее руководством мы разработали программу помощи больным на амбулаторном этапе. Одна из главных идей программы сводилась к тому, что инфаркт миокарда (или другая тяжелая патология) – событие, из которого необходимо извлечь что-либо ценное для будущей жизни, превратить страдания в нечто осмысленное и преодолеть болезнь на психологическом и духовном уровнях. С Божией помощью мы предприняли попытку целостного взгляда на человека в единстве всех сфер его бытия: биологической, социально-психологической и духовной. Девизом программы стали слова “врач и пациент в поисках смысла.”
Мой духовный наставник священник о. Борис Закиров, хорошо знакомый с вопросами психологии и философии, неоднократно приезжал к нам в клинику. Он встречался с врачами, знакомился с нашими планами, многое порекомендовал и благословил программу “во славу Божию и на помощь ближним.” Желающим пациентам мы стали читать поучения святых отцов, особенно те из них, которые касались смиренного перенесения болезней Христа ради. В моем кабинете мы прослушивали фрагменты православных песнопений, встречались с духовенством. После моего возвращения со Святой Земли мы получили благословение помазываться лампадным маслом от Гроба Господня, от Гробницы Пресвятой Богородицы. К большой радости всех нас, кардиологическая клиника располагалась в ста метрах от Введенского собора. Некоторые больные по возможности посещали богослужения, готовились к исповеди и святому причащению. Бывало и так, что больной поступал на лечение в очень тяжелом состоянии. Затем – этап реабилитации. А перед выпиской домой становился истинно православным. Слава Богу, милостью и щедротами непрестанно изливающему на нас!
С особенным вниманием мы вместе с больными и выздоравливающими читали поучения святителя Феофана Затворника. Как ясно, как четко епископ Феофан, угодник Божий, говорит о болезнях, об их значении для нашей жизни. С радостью процитирую святого: “Все от Бога: и болезни, и здоровье, и все, что от Бога, подается нам во спасение наше. Так и ты принимай свою болезнь и благодари за то Бога, что печется о спасении твоем. Чем именно посылаемое Богом служит во спасение, того можно не доискиваться, потому что и не узнаешь, может быть. Посылает Бог иное в наказание, как епитимью; иное для вразумления, чтоб опомнился человек; иное, чтоб избавить от беды, в какую попал бы человек, если бы был здоров; иное, чтоб терпение показал человек и тем большую заслужил награду; иное, чтоб очистить от всякой страсти, и для других причин… Ты же, когда вспомнишь о грехах, говори: “Слава Тебе, Господи, что Ты наложил на меня епитимью для исправления!” Когда вспомнишь, что прежде не всегда поминала Бога, говори: “Слава Тебе, Господи, что Ты дал мне повод почаще вспоминать о Тебе!” (Вып. 1, пис. 42, с. 41).
Из книги Православная психотерапия [святоотеческий курс врачевания души] автора Влахос Митрополит ИерофейПРАВОСЛАВНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ Рассматривая предмет православной психотерапии, в этой главе необходимо, во-первых, сказать о том, что такое душа и как она исцеляется, во-вторых, объяснить, какова связь между образом Божиим, душою, умом, сердцем и мыслью, а в-третьих, показать,
Из книги Нервность: ее духовные причины и проявления автора Из книги Православная психотерапия автора Авдеев Дмитрий АлександровичПсихотерапия. Место психотерапии в медицине – особенное. В процессе взаимодействия врача и пациента встречаются две личности. Происходит лечение души душой. Больные психотерапевтического профиля – это совершенно особенный контингент. Их страдания нередко связаны с
Из книги Православная энциклопедия "Домашний доктор" в вопросах и ответах автора Авдеев Дмитрий Александрович115. Вопрос: Как связаны между собой психология и психотерапия? Следует также сказать, что психотерапия тесно связана с психологией. Последняя во многом формирует мышление психотерапевта, так как дает представление о душевных процессах здорового человека. Почти восемь
Из книги Библейские темы автора Сербский Николай ВелимировичПравославная психотерапия 145. Вопрос: Расскажите о православной психотерапии. Протоиерей Григорий Дьяченко в одной из своих богословских книг, издававшихся для мирян в начале века и переизданных теперь, написал строки, которыми можно определить суть православной
Из книги Старец и психолог. Фаддей Витовницкий и Владета Еротич. Беседы о самых насущных вопросах христианской жизни автора Кабанов Илья148. Вопрос: Встречает ли православная психотерапия затруднения на пути своего развития? Оппоненты говорят: православной психотерапии быть не может; верующий врач не может навязывать свои религиозные убеждения другим людям, так как имеют право на существование другие
Из книги автораЕвангелие и психотерапия Когда Господь Иисус Христос посылал двенадцать Своих Апостолов на служение, Он заповедал им совершать пять действий: ходя же, проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное; больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов
Из книги автораПсихотерапия и Церковь Является ли психотерапия чем-то новым? Для Православной Церкви, безусловно, нет. Она может быть в новинку или чем-то давно забытым для Запада или, увы, для некоторых православных. Известный нью-йоркский священник Норман Винсент Пил в книге "Сила
Из книги автораИсповедь и психотерапия Старец:Все мы остро нуждаемся в покаянии. Однако каяться – не значит просто отправиться на исповедь к священнику. Покаяние – это мучительный процесс освобождения от мысленной нечистоты и возрождения к жизни, а значит, мы должны очиститься не