Эпикурейство в разговорной речи - синоним гедонизма. Эпикуреец - это симпатичный человек, живущий в свое удовольствие, правда, эгоцентричный и приземленный. Такие ассоциации имя Эпикура стало вызывать почти сразу после его смерти, еще в эллинистическую эпоху, и сохраняет до сих пор. Хотя сам философ мало в этом повинен, на самом деле его учение довольно далеко от обывательского представления.
Формироваться взгляды Эпикура начали еще в его детстве. Его мать была заклинательницей злых духов, она часто брала его с собой на работу, так что игры со сверстниками будущему философу заменило изгнание демонов. Эмоциональным фоном его детских лет был страх перед высшими силами, к которому потом прибавился и страх смерти, вызванный страшными хроническими болезнями - наподобие тех, что мучили веками позже Ницше. В 322 году до н.э. по закону о высылке иммигрантов из Афин ему пришлось уехать в Малую Азию. Там он уже выступил с собственным учением.
По мнению Эпикура, миссия философии - врачевание душевных страданий, что делает его учение практически психотерапией.
Философская система Эпикура в корне отличалась от всех предшествующих ей древнегреческих тем, что смещала акцент с космологии на этику. Взгляды Эпикура на устройство Вселенной не оригинальны, они почти полностью повторяют метафизику атомистов. Подобные вопросы были для него второстепенными. Главная цель философии, по его мнению, врачевание душевных страданий, что в каком-то смысле сближает эпикурейство с психотерапией.
Его тетрафармакон (лекарство четырех снадобий, универсальный рецепт счастья) - в первую очередь совет решить собственные проблемы:
- Не надо бояться богов.
- Не надо бояться смерти.
- Можно переносить страдания.
- Можно достичь счастья.
Ранние формы космологии представляли собой религиозные мифы о сотворении (космогония) и уничтожении (эсхатология) существующего мира.
Эпикуру на всю жизнь стало ненавистным то суеверное представление о божественном, которое он узнал в детстве в среде клиентов его матери. Он предложил думать, что бессмертные и блаженные боги пребывают в совершенном мире, не зная наших печалей и радостей. Им равно чужды гнев и милость к людям. Ну, а смерти не стоит бояться потому, что пока мы живы, она не имеет никакого отношения к нам, а когда умрем, то перестанем чувствовать, так что смерть уже не сможет нам досадить. Пусть эти объяснения кажутся наивными, Эпикур на них и не настаивал - он был согласен на любое другое, лишь бы оно учило противостоять страху.
Ополчаясь на страх, философ оставался терпимым к людям, и считал его естественной реакцией на зло и несовершенство мира. Но при этом продолжал мужественно бороться против всего, что могло пугать людей. Пожалуй, еще больший ужас, чем боги, типичному древнему греку внушал Рок. Поэтому на фатализм Эпикур нападал особенно яростно, не уставая доказывать, что человек обладает свободной волей.
Эпикур сторонился политики как дела суетливого и мешающего духовной свободе человека. Она, как и вообще активное участие в общественных делах, мешает достижению атараксии - независимости от забот и страданий. Эпикур учил: «Живи незаметно», но что же вообще совместимо с атараксией? Удовольствия, для которых мы и созданы. Через столетия Мишель Монтень в защиту Эпикура замечал, что не для страданий и горя же создан человек. Однако Эпикур считал, что счастья не достичь, угождая себе во всем. Лучше всего иметь как можно меньше желаний и не переходить назначенную природой меру. Неумеренные желания могут привести к телесной или душевной боли, и потому их следует отвергать.
Это, разумеется, уже тонкости. А тонкости толпой воспринимаются плохо, так что из наследия Эпикура запомнили скорее оправдание удовольствий, чем призыв к умеренности и независимости от суеты.
Как говорить
Неправильно «Мухояров был в гастрономическом отношении великий эпикуреец».
Правильно «Дмитрий, вам следует относиться к жизни эпикурейски и не менять айпады каждые полгода».
Правильно «Я не пойду на митинг - это противоречит моей эпикурейской позиции и мешает достигнуть атараксии».
У Георгия Вицина не было ни одной роли героя-любовника, ни одного брутального кинообраза - облик гайдаевского Труса прочно осел в сознании зрителей. Увы, в жизни актера типаж часто играет против него.
Трудно поверить, но у внешне несмелого, тщедушного и стеснительного актера было огромное количество неравнодушных поклонниц и не одна красивая история любви.
В 18-летнем возрасте он влюбился в жену своего учителя, великого актера МХАТ Николая Хмелева.
"Ты для меня загадка, над которой я ломаю - пустяки, если бы только голову, - свое сердце", - писал он ей.
Надежда или, как ее еще называли, Дина Тополева была на 16 лет старше Георгия, но, тем не менее, ответила на его чувство.
Скульптурный портрет Дины Тополевой, выполненный Георгием Вициным
Скульптурный портрет Николая Хмелева, автор - Георгий Вицин
Муж простил и жену, благословив ее, и любимого ученика, продолжая давать ему роли в театре. Чуть позже Хмелев (на фото он с Ольгой Андровской в фильме "Человек в футляре", 1939 г.) и сам увел жену у своего друга, Михаила Яншина - актрису театра "Ромэн" цыганку Лялю Черную. Ляля родила Хмелеву сына, а Яншин стал его крестным отцом.
Ляля Черная в фильме "Последний табор", 1935 год
Кода же Хмелев скоропостижно скончался, и Ляля осталась с двухлетним ребенком на руках, Яншин продолжал опекать ее и помогать, чем мог.
Георгий Вицин, автопртрет
Вицин прожил с Диной Тополевой 20 лет, до тех пор, пока не познакомился со своей второй женой, Тамарой Мичуриной.
До самой смерти Дины (она очень тяжело болела последние годы) Вицин заботился о ней и жил фактически на два дома. Покупал ей продукты и лекарства, а летом вывозил вместе со своей семьей на дачу.
Жена Георгия Михайловича подружилась с Диной, а дочь Наташа, и по ее же воспоминаниям, доверяла все свои девичьи секреты именно Дине, а не родителям.
Иные времена, иные отношения.
- Моя личная жизнь не должна быть на всеобщем обозрении. "Проживи незаметно" - вот мой девиз, говорил Георгий Михайлович...
К 100-летию ГЕОРГИЯ ВИЦИНА
См.также:
Против эпикурейцев Плутарх, в качестве главы Платоновской школы, написал не меньше десяти сочинений (Lampr. cat. 80-82. 129. 133. 143. 148. 155. 159. 178), из которых до нас дошли только три: « Против Колота» , « О том, что даже приятная жизнь невозможна, если следовать Эпикуру» и « Хорошо ли изречение: “Живи неприметно”» . Последнее фигурирует в так называемом « Ламприевом перечне» (Lampr. cat. 178) под названием: « Об изречении: “Живи неприметно”» . По форме оно представляет собою памятник ораторской прозы, точнее публичную декламацию, весьма распространенную в эпоху второй софистики и служившую средством просвещения и одновременно морально-философского воздействия на городское население во всех цивилизованных областях Римской империи. Произнесенная перед неизвестной аудиторией, эта речь представляет собой напористое, в агрессивном тоне, опровержение известного тезиса философа Эпикура о преимуществе аполитичной, удаленной от общественной и публичной карьеры жизни.
Манера изложения здесь, как и вообще в декламациях этого рода, крайне риторична, система доказательств носит откровенно игровой, несерьезный характер. Цитаты из классиков, вроде Гомера и Эврипида, призваны обосновать такое, например, алогичное утверждение, что Эпаминонда облекли доверием и властью, вследствие чего он стал знаменит и спас свой погибающий город. Если отвлечься от софистических передержек, здравый смысл подсказывает, что в реальности дело обстояло прямо наоборот: сначала Эпаминонд стал известен благодаря своим заслугам, и лишь затем ему было поручено командовать в войне против спартанцев.
Тем не менее, несмотря на кажущуюся игривость аргументации нападки Плутарха на Эпикура следует принимать совершенно всерьез: таковы были правила игры, и херонейский философ всего лишь следовал общепринятым стандартам ведения идейной полемики. Зажигательный, пламенный характер речи захватывает читателя, тем более что речь, начатая уже на достаточно высокой ноте, к середине, а особенно к концу достигает совершенно исключительного накала, так что автор, выражаясь словами Платона (Ion 7, p. 536 b), впадает здесь в настоящее поэтическое неистовство (ἐνθουσιασμός ). Фразы становятся все более взвинченными эмоционально и усложненными синтаксически (чего стоит, например, глава 5-я, которую целиком заполняет одно могучее, сложноподчиненное предложение с изощренной архитектоникой), язык приобретает возвышенно-поэтическую окраску (число прямых и косвенных цитат из величавого Пиндара возрастает, причем местами Плутарховы фразы так плотно сплетаются со словами его беотийского соплеменника, что почти невозможно первые отделить от вторых), наконец, мелочная и придирчивая полемика с оппонентом уступает место вдохновенному, яркому гимну утверждениям тех философов, которые трактуют всякое рождение и бытие как проявление латентно существующих сил и субъектов, и не менее яркому описанию адских мучений, главное из которых - бесславие и безвестность.
Весь памятник в целом, несомненно, являет нам любопытнейшую страницу античной культуры, и читатель, надеемся, получит удовольствие как от риторической формы его, так и от философского содержания. Перевод выполнен по изданию: Plutarchi Moralia. V. VI, 2. Ed. M. Pohlenz, R. Westman. Leipzig: B. Teubner, 1959. Цитаты из античных авторов, кроме особо оговоренных, переведены нами заново с подлинника.
Содержание: инвектива против автора афоризма: отговаривая других от погони за славой, сам он всячески домогался известности (). Опровержение самого афоризма: скрываться от общества пагубно не только для страдающих душевным недугом и ведущих порочную жизнь, но и для людей выдающихся, так как первых это лишает моральной поддержки (), а вторых - возможности проявить свою добродетель (). Скрытность уместна для тех, кто предается разврату, но не для тех, кто полезен обществу; известность дает добродетелям славу и применение, а безвестность пагубна для талантов (). Мрак подавляет рассудок, а свет стимулирует душевные силы и разум (). Сама жизнь - это переход из незримого состояния в зримое, а смерть приводит к распаду и погружению в тьму (). Подтверждение этому - обитель блаженных, где даже ночью им светит солнце, и адская бездна, где нечестивцы лишены возможности видеть свет ().
Неужто ты не видишь, что с наступлением ночи сонная вялость завладевает телами, e и души охватывает бессильная немощь, и рассудок, сжавшись от бездействия и уныния, чуть трепещет, как язычок тусклого пламени, бессвязными сновидениями, как бы намекая человеку на происходящее наяву, « а когда разгоняет лживые сновидения» восходящее солнце, и как бы смешав воедино, пробуждает и оживляет светом деятельность и сознание каждого, тогда, по словам Демокрита , « питая с приходом дня новые помыслы» , люди, связанные, как прочной нитью, взаимным стремлением, поднимаются, каждый со своего места, к повседневным занятиям.
F А я полагаю, что и самая жизнь, и, шире, существование и причастность к рождению даны человеку божеством для известности. Он - незрим и неведом, носимый во всех направлениях в виде рассеянных мелких частиц, но когда рождается, то, сгущаясь в себя и обретая размеры, начинает светиться, становясь из незримого зримым и из невидного видимым. Ведь рождение - это путь не к существованию, как утверждают иные, а к известности о существовании. Ведь оно не творит рождаемого, но лишь выявляет его, 1130 равно как и разрушение сущего не есть устранение в небытие, а скорее увод в незримое распавшееся на части. Вот почему солнце, считая его, по древним и исконным обычаям, Аполлоном, называют Делосским и Пифийским , а господина потустороннего мира, кем бы он ни был, богом или демоном , называют, как если бы, распадаясь на части, мы переходили в невидимое и незримое состояние, « властителем незримой ночи и ленивого сна» . Я думаю, что и самого человека древние называли « светом» именно потому, что каждому, в силу родства, присуще неудержимое b желание узнавать и быть узнанным. Да и саму душу некоторые философы считают, в сущности, светом, доказывая это, среди прочего, тем, что из всего существующего душа больше всего тяготится безвестностью, ненавидит все смутное, и приходит в смятение от темноты, полной для нее страха и подозрений, зато свет для нее так сладостен и желанен, что без света, во мраке, ее не радует ничто из вещей, по природе своей приятных, но, примешиваемый ко всему, словно приправа, он делает радостным и отрадным всякое наслаждение, всякое развлечение и утеху . c Тот же, кто ввергает себя в безвестность, облекается мраком и заживо себя погребают, видимо, тяготятся самим рождением своим и не хотят бытия.
Ведь природу славы и бытия показывает обитель благочестивых : « там даже ночью им светит яркое солнце , а средь лугов, покрытых пурпурными розами» , расстилается равнина, пестреющая цветами плодоносных, пышных, тенистых дерев, и бесшумно текут полноводные реки , а сами они, прохаживаясь вместе и мирно беседуя, проводят время в воспоминаниях и разговорах о тех, кто родился и существует. Третья же дорога , d сбрасывающая души в мрачную бездну, предназначена тем, кто прожил нечестивую, беззаконную жизнь. « Отсюда изливают беспредельный мрак медленные реки угрюмой ночи» , принимая в себя и окутывая безвестностью и забвением наказуемых. Ведь коршуны не терзают вечно печень злодеев , погребенных в земле (она давно без остатка сгорела или истлела), и таскание тяжестей не изнуряет тела наказуемых (ибо « крепкие жилы уже не связуют ни мышц, ни костей их» , и нет у мертвых остатка тела, могущего принять тяжесть заслуженной кары), e но поистине, есть лишь одно наказание для проживающих порочную жизнь: бесславие, безвестность и исчезновение, бесследно устраняющее их в угрюмые воды Леты, погружающее в бездонную морскую пучину , влекущее за собой никчемность и бездействие, а также полное бесславие и безвестность.
ПРИМЕЧАНИЯ
У Георгия Вицина не было ни одной роли героя-любовника, ни одного брутального кинообраза - облик гайдаевского Труса прочно осел в сознании зрителей. Увы, в жизни актера типаж часто играет против него.
Трудно поверить, но у внешне несмелого, тщедушного и стеснительного актера было огромное количество неравнодушных поклонниц и не одна красивая история любви.
В 18-летнем возрасте он влюбился в жену своего учителя, великого актера МХАТ Николая Хмелева.
"Ты для меня загадка, над которой я ломаю - пустяки, если бы только голову, - свое сердце", - писал он ей.
Надежда или, как ее еще называли, Дина Тополева была на 16 лет старше Георгия, но, тем не менее, ответила на его чувство.
Скульптурный портрет Дины Тополевой, выполненный Георгием Вициным
Скульптурный портрет Николая Хмелева, автор - Георгий Вицин
Муж простил и жену, благословив ее, и любимого ученика, продолжая давать ему роли в театре. Чуть позже Хмелев (на фото он с Ольгой Андровской в фильме "Человек в футляре", 1939 г.) и сам увел жену у своего друга, Михаила Яншина - актрису театра "Ромэн" цыганку Лялю Черную. Ляля родила Хмелеву сына, а Яншин стал его крестным отцом.
Ляля Черная в фильме "Последний табор", 1935 год
Кода же Хмелев скоропостижно скончался, и Ляля осталась с двухлетним ребенком на руках, Яншин продолжал опекать ее и помогать, чем мог.
Георгий Вицин, автопртрет
Вицин прожил с Диной Тополевой 20 лет, до тех пор, пока не познакомился со своей второй женой, Тамарой Мичуриной.
До самой смерти Дины (она очень тяжело болела последние годы) Вицин заботился о ней и жил фактически на два дома. Покупал ей продукты и лекарства, а летом вывозил вместе со своей семьей на дачу.
Жена Георгия Михайловича подружилась с Диной, а дочь Наташа, и по ее же воспоминаниям, доверяла все свои девичьи секреты именно Дине, а не родителям.
Иные времена, иные отношения.
- Моя личная жизнь не должна быть на всеобщем обозрении. "Проживи незаметно" - вот мой девиз, говорил Георгий Михайлович...
К 100-летию ГЕОРГИЯ ВИЦИНА