Он слишком много знал. Анатолий Махсон перешел на работу в «Медси – А закупки всегда так формировались

На новый год я сделал себе подарок - квадрокоптер с видеокамерой. Ну и думаю: самое время испытать устройство в действии, поснимать красивый истринский лес, где находится онкологическая больница № 62.

Приключения начались сразу, как только ко мне подошел местный житель. Состоялся примерно такой разговор:

Чо делаешь?
- Да вот, красоту вашу снимаю. Места-то какие!
- А чего ее снимать, лес везде одинаковый. Ты лучше дом нашего богатея сними.
- Это какого?
- Дык директора больницы, других богатеев здесь и нет.

Я даже тогда и представить не мог, что история станет постом про то, как уникальная больница стала вотчиной отдельно взятого главного врача. Подойти к дому близко не удалось, меня облаяли две очень крупные овчарки. Ну и ладно, я же не настоящий разведчик, решил не рисковать. Зато удалось снять бессовестную активную вырубку леса, которую ведет согласно документам на заборе некое "Общество пластической и реконструктивной онкологии" (ОПРО). Основной вид деятельности общества (зарегистрированного по адресу онкологической больницы № 62) - лесозаготовки! Согласитесь немного странно...

Обратите внимание: красной линией на карте обозначен отрезок леса, который уже начали вырубать под новый коттеджный поселок.

По словам местных жителей, чтобы получить разрешение на вырубку, кто-то предварительно запустил в лесной массив жука-короеда. Думаю не сложно догадаться, кто это сделал...

Ну что сказать, друзья? Я тут погуглил в интернете и выяснилось, что Анатолий Нахимович Махсон и его ближние родственники с 90-х годов воспринимают Городскую онкологическую больницу № 62 как свою вотчину.

Продолжу расследование: а где прописан и проживает Анатолий Нахимович и его любимая супруга? Ответ даст любой сайт с базами данных москвичей. Вот, например, этот http://nomerorg.com/moskva/

Если вбить Махсон Анатолий (можете сами попробывать), то увидим, что человек с такими инициалами прописан в квартире в поселке Истра и в коттедже в поселке Степановское (рядом с территорией больницы № 62). Теперь смотрим, где официально проживает супруга Анатолия Нахимовича?

Адрес еще интереснее: она проживает в «поселке Горбольница № 62». Просто песня! Все вокруг колхозное, все вокруг мое)

Чем же примечательна территория больницы № 62, спросит меня читатель, зачем там жить? С удовольствием отвечу!

Онкологическая больница расположилась на территории старинной дворянской усадьбы, отстроенной еще в 17-м веке и принадлежавшей роду Долгоруких. Сам Махсон в своих интервью активно расхваливает экологические преимущества ее местонахождения: «За последние годы уникальная онкологическая больница внешне стала больше походить на санаторий. Это целый архитектурный ансамбль, сочетающий в себе традиционный классический стиль и современный хай-тек. Лесопарком и целебным воздухом на территории я не устаю восхищаться».

Вообще, практически в каждом материале о Махсоне так или иначе прослеживается его страсть «к уникальному архитектурному ансамблю 17-го века».

«Практически все детство Анатолия Нахимовича связано с московской 62-й больницей, на территории которой обосновалась его семья» - отсюда http://oncodome.narod.ru/Makhson/Makhson_2009.htm

А вот тут очень хорошо и выпукло про родственные связи говорит сам Махсон: «А у нас поощряются родственные связи. Здесь работали мои родители. Здесь работает моя жена Валюша - заведует компьютерной томографией. Да, Миша - сын моей родной сестры, но он очень даже неплохой хирург и компьютерный знаток. У моего заместителя - уникального онкохирурга, профессора Николая Павловича Забазного - в больнице трудятся дочь, зять, племянник. Разве это плохо?»

Плохо, Анатолий Нахимович, очень плохо, особенно когда все эти родственные связи перерастают в клан!

Получается, с разрешения главного врача Анталия Махсона на территории городской онкологической больницы № 62 были построены жилые коттеджи, которые, возможно, также стали собственностью «дочерей, зятей, племянников». На карте они отмечены красными прямоугольниками.

Сейчас весь больничный комплекс - это целый санаторно-курортный городок со своей котельной, очистными сооружениями, тремя многоквартирными домами, где живут близкие к администрации больницы люди… Здесь царит практически коммунизм - за электроэнергию они платят по тарифам медучреждения. Сложный, дорогой и современный инфраструктурный комплекс, окруженный красивым лесом. За который заплатили (и продолжают платить) простые москвичи! Как тут не возомнить себя Царем Горы?

Что меня удивляет, все про всё знают, но главный врач Горбольницы 62 отказывается покидать свой пост и пишет доносы на руководство Департамента здравоохранения Москвы в ФСБ и Следственный комитет. Согласитесь, ситуация не рядовая!

P.S. Когда эта история только началась, я не представлял, что можно ответить защитникам Махсона, благодарным пациентам и прочее, которые хотят, чтобы он пожизненно руководил больницей, а потом передал бразды правления по наследству. Ответ мне подсказал один из истринских жителей: «Может, он, конечно, и врач от Бога, но и короед порядочный!»

Предлагаю хоть кому-нибудь поинтересоваться этими чудесами в больнице и вокруг нее и ответить на ряд вопросов:

1. Кто и на каком основании проживает на территории в собственных домах?
2. Кто и по каким тарифам из них платит за коммунальные услуги?
3. Что официально задекларировал Махсон из своих доходов как руководитель крупного учреждения?
4. Почему в открытом доступе отсутствует информация о закупочной деятельности больницы. У кого покупает больница дорогие лекарства и прочие материалы?
5. А может Махсон просто марионетка в чьей-то крупной игре? И его руками "ведет справедливую борьбу" более крупная хищная рыба?

Кстати, скидывайте в комментарии инсайты! Я хоть и не конспиролог, но думаю тут и фарма может быть замешана, и даже большая политика!

Профилактика

Анатолий Махсон: «Я сторонник ежегодных профилактических визитов к онкологу»

Анатолий Махсон, возглавлявший ранее Московскую городскую онкологическую больницу № 62, создает онкологическую службу в сети частных клиник «Медси». Основная идея — обширный онкологический скрининг и лечение выявленных случаев рака с привлечением средств государственной системы ОМС.

На фото: Анатолий Махсон

Вас пригласили в «Медси» создавать онкологический кластер. Что включает в себя это понятие?

Кластером в данном случае мы называем объединение амбулаторного звена и стационара в общую систему. Для начала в программу вошли шесть московских поликлиник и стационар на базе московской клинической больницы «Медси» в Боткинском проезде, который мы переориентируем на оказание специализированной онкологической помощи.

Для частной медицинской компании это непростая задача. Какой объем медицинской помощи вы сможете оказывать?

Поликлиническое звено на первом этапе сможет проводить 20-30 тысяч комплексных диагностических программ в год. Мощность стационара — 140 коек. В клинической больнице «Медси» в Боткинском проезде представлены как хирургические, так и терапевтические методики. Сейчас у нас есть пять операционных, отделение химиотерапии. На базе стационара «Медси» на Пятницком шоссе есть гибридная операционная, в которой мы можем выполнять сложные виды лечения, такие как химиоэмболизация опухолей. На сегодняшний день можем оказывать практически весь объем онкологической помощи на собственных базах. Исключение составляет только направление радиологии — строительство собственного корпуса на Пятницком шоссе в планах. Там будет отделение радиоизотопных методов диагностики и лечения и два линейных ускорителя. Пока у нас есть договоренность с московским онкологическим НИИ им. П. А. Герцена, наши пациенты радиотерапию проходят там.

В момент постановки диагноза многие пребывают в растерянности, не зная, что делать. Какие действия нужно предпринять человеку, который хотел бы получить лечение в частной клинике в рамках ОМС? Каким маршрутом пациенты попадают к вам на лечение?

Всё очень просто: у нас есть своя поликлиника, в нее может обратиться любой житель России, мы оказываем медицинскую помощь всем. После обращения пациента в поликлинику, если есть показания, доктор выписывает направление на госпитализацию в стационар, и далее мы проводим лечение. Что говорит 223-ФЗ? Пациент имеет право выбрать любое лечебное учреждение, оказывающее услуги в рамках системы ОМС. Мы в этой системе работаем.

То есть «Медси» лечит пациентов по ОМС?

В рамках программы ОМС «Медси» оказывает специализированную и высокотехнологичную медицинскую помощь в стационарных условиях. Для пациентов это бесплатно.

В России первичная диагностика опухолей в амбулаторном звене далека от идеала. Как пациенту понять, что требуется специализированная онкологическая помощь? Есть ли какие-то симптомы, на которые нужно обратить внимание?

Не нужно искать симптомы, рак может проявляться совершенно непредсказуемо или вообще до поры никак себя не обнаруживать. Для раннего выявления признаков развития злокачественных опухолей применяются так называемые таргетированные скрининговые диагностические программы — обследование здоровых людей определенной группы с целью выявить злокачественную опухоль на ранней стадии. Их нужно проходить регулярно в определенное время жизни человека. Такие программы позволяют выявлять проблемы на ранних сроках, когда они поддаются излечению.

Какие именно программы таргетированного скрининга вы запускаете?

Бесконечно искать признаки любого опухолевого роста у всех подряд не имеет никакого смысла. Редкие виды опухолей нужно прицельно искать только у тех, кто имеет к ним предрасположенность (наследственную или в силу особенностей профессиональной деятельности). Скрининг же направлен на раннюю диагностику наиболее распространенных онкологических патологий. У мужчин — рак легкого, желудка, толстой кишки, кожи, почки, предстательной железы. На первом месте в скрининге стоят современные методы медицинской визуализации: в случае с легкими это низкодозная компьютерная томография органов грудной клетки, в остальных случаях — ультразвуковые методы. Современное программное обеспечение в КТ-установках, такое как алгоритмы EVOEye и DoseRight, позволяет автоматически контролировать лучевую нагрузку, добиваясь лучшего качества при сниженной дозе излучения. УЗИ экспертного класса, в свою очередь, делают видимыми даже мелкие изменения в брюшной полости и в области малого таза, при исследовании предстательной железы например. К этому добавляются эндоскопические методики: гастро- и колоноскопия для осмотра желудочно-кишечного тракта. У женщин на первое место выходит скрининг на рак молочной железы и других органов репродуктивной системы. После 40 лет мы рекомендуем проходить маммографию ежегодно. В мире ведутся дискуссии относительно частоты профилактических визитов к маммологу: раз в год или в два. Я приверженец ежегодных программ. Современные цифровые маммографы имеют безопасный уровень излучения, сравнимый с бытовой лучевой нагрузкой, при этом пространственное разрешение таких систем — 50 мкм. То есть шансы на раннее обнаружение опухолевого роста многократно возрастают. Хочу напомнить, что излечиваемость рака молочной железы при его диагностике на начальных стадиях достигает более 90%.

Анастасия Кулагина,
Руководитель направления «Маммография» Philips:

Цифровые технологии имеют ряд существенных и практически значимых преимуществ. При высокой разрешающей способности современных цифровых маммографов удается достичь драматического, более чем в 2 раза, снижения дозы по сравнению с пленочными системами. Немаловажным является и то, что цифровые технологии позволяют оптимизировать рабочий процесс, ведь теперь не нужно проявлять пленку или оцифровывать кассету, а значит, можно больше времени уделить пациентке.

Врачи первичного звена нередко назначают исследования уровня так называемых онкомаркеров в плазме крови. Проводите ли вы аналогичные тесты?

Для первичной диагностики онкомаркеры не годятся. Их отсутствие в крови не означает отсутствие опухолевого роста. И наоборот, повышенные уровни вовсе не говорят о наличии опухолевого процесса. Область применения такой диагностики — контроль эффективности терапии при уже установленном диагнозе. Единственный маркер, который используется в скрининге, — это ПСА, простат-специфический антиген, могущий указывать на развитие рака предстательной железы. Но и его повсеместное использование, на мой взгляд, избыточно. В профессиональном сообществе не первый год обсуждается так называемая гипердиагностика (когда диагноз «рак» устанавливается ошибочно) при использовании ПСА. Ко всему должен быть взвешенный клинический подход.

Сколько времени, на ваш взгляд, понадобится для создания полноценно работающей онкологической службы в частной клинике?

Мы не торопимся. Главное — качество. Хотя в перспективе наши мощности (до 1,2 млн уникальных пациентов в год по всей Российской Федерации) позволяют создать службу, результаты деятельности которой можно будет оценить в национальном масштабе.

На новый год я сделал себе подарок – квадрокоптер с видеокамерой. Ну и думаю: самое время испытать устройство в действии, поснимать красивый истринский лес, где находится онкологическая больница № 62.

Приключения начались сразу, как только ко мне подошел местный житель. Состоялся примерно такой разговор:

Я даже тогда и представить не мог, что история станет постом про то, как уникальная больница фактически стала вотчиной отдельно взятого главного врача. Подойти к дому близко не удалось, меня облаяли две очень крупные овчарки. Ну и ладно, я же не настоящий разведчик, решил не рисковать. Зато удалось снять активную вырубку леса, которую ведет согласно документам на заборе некое "Общество пластической и реконструктивной онкологии" (ОПРО). Основной вид деятельности общества (зарегистрированного по адресу онкологической больницы № 62) – лесозаготовки! Согласитесь немного странно...

Продолжу "расследование": а где прописан и проживает Анатолий Нахимович и его любимая супруга? Ответ даст любой сайт с базами данных москвичей. Вот, например, этот http://nomerorg.com/moskva/

Чем же примечательна территория больницы № 62, спросит меня читатель, зачем там жить? С удовольствием отвечу!

«Практически все детство Анатолия Нахимовича связано с московской 62-й больницей, на территории которой обосновалась его семья» – отсюда http://oncodome.narod.ru/Makhson/Makhson_2009.htm

А вот тут очень хорошо и выпукло про родственные связи говорит сам Махсон: «А у нас поощряются родственные связи. Здесь работали мои родители. Здесь работает моя жена Валюша – заведует компьютерной томографией. Да, Миша – сын моей родной сестры, но он очень даже неплохой хирург и компьютерный знаток. У моего заместителя – уникального онкохирурга, профессора Николая Павловича Забазного – в больнице трудятся дочь, зять, племянник. Разве это плохо?»

Плохо, Анатолий Нахимович, очень плохо, особенно когда все эти родственные связи перерастают в клан!

Получается, каким то образом на территории больницы появились жилые коттеджи, которые, возможно, также стали собственностью «дочерей, зятей, племянников». На карте они отмечены красными прямоугольниками.

Сейчас весь больничный комплекс – это целый санаторно-курортный городок со своей котельной, очистными сооружениями, тремя многоквартирными домами, где живут близкие к администрации больницы люди… Здесь царит практически коммунизм – за электроэнергию они платят по тарифам медучреждения. Сложный, дорогой и современный инфраструктурный комплекс, окруженный красивым лесом. За который заплатили (и продолжают платить) простые москвичи! Как тут не возомнить себя Царем Горы?

Бывший главврач столичной онкологической больницы №62 Анатолий Махсон возглавит создающийся в ГК «Медси» онкологический кластер. Специалист с мировым именем был уволен из госучреждения после того, как обнародовал документы, подтверждающие факты коррупции при госзакупках лекарственных препаратов. Сейчас Махсон намеревается развивать онкологическое направление в частной клинике и лечить в ней москвичей по ОМС.

На днях ГК «Медси» сообщила о создании Онкологического кластера под руководством экс-главврача столичной онкологической больницы №62 Анатолия Махсона. «Центральным звеном кластера станет Клиническая больница «Медси» в Боткинском проезде, которую возглавит эксперт с мировым именем в области органосохраняющей хирургии, имеющий большой опыт в клинической онкологии и тысячи успешных операций», — говорится в пресс-релизе компании.

Бывший руководитель ГКБ №62 проработал в ней 45 лет, 27 из них — в должности главного врача. Контракт с Махсоном был прекращен в конце прошлого года после того, как он обнародовал документы, подтверждающие факты коррупции при госзакупках лекарственных препаратов. Махсон огромной разницы в стоимости лекарств, которые закупала сама больница, и тех же препаратов, централизовано закупаемых городским департаментом здравоохранения. Тратить заработанные внебюджетные средства по своему усмотрению, в том числе, на лекарства, 62-й больнице позволял статус автономного учреждения здравоохранения. Лишение больницы этого статуса и стало катализатором скандала.

Несколько месяцев Махсон безрезультатно пытался обжаловать свое увольнение в суде, но сдаваться не собирался. «Медновости» поговорили с доктором о том, почему он решил прекратить борьбу, и как планирует организовать работу на новом месте.

Анатолий Нахимович, после увольнения из 62-й больницы было понятно, что невостребованным Вы не останетесь. Тем не менее, вы судились за восстановление в должности.

— Да, судился, хотя в случае победы планировал не возвращаться к обязанностям главного врача, а остаться на посту президента, чтобы участвовать в делах больницы и помочь ее новому руководителю. Но сейчас понял, что будет лучше дистанцироваться — все равно я там работать, наверное, уже бы не смог. И самое главное то, что сейчас с руководством больницы все нормально. Главврачом назначен Дмитрий Юрьевич Каннер — очень толковый специалист, которого я как раз и видел на этом месте. Тут я угадал совершенно, это был лучший выбор для руководства больницей. Но я всегда готов помогать больнице советами.

Работая в государственной медицине, вы лечили всех, кто в этом нуждается. Сейчас на это смогут рассчитывать только кредитоспособные пациенты?

— Нет. «Медси» принимает пациентов не только на коммерческой основе, но и по полисам ДМС и ОМС. Онкологическая служба также будет работать в системе ОМС и оказывать высокотехнологичную медпомощь онкологическим больным. С таким подходом в клинике сможет проходить лечение большее число пациентов. В Москве злокачественными опухолями ежегодно заболевают 40 тысяч человек, поэтому я думаю, наша помощь будет востребована и улучшит доступность лечения.По закону об охране здоровья граждан, каждый человек имеет право выбрать место, где ему лечиться.

Но, поскольку это частная клиника, у Вас уже не должна будет «болеть голова» за закупки лекарств. С другой стороны, тарифы ОМС покрывают потребности медикаментов далеко не в полном объеме.

— В «Медси» есть свой отдел закупок — вы просто пишите заявку, и вам покупают лекарства и расходные материалы. Я уже посмотрел, действительно, есть нозологии, с которыми можно работать по ОМС — там денег достаточно. Но есть и такие, где недостаточно. И, по-видимому, по ОМС будут оказываться не все виды помощи.Работа только начинается, и со всем этим надо будет разбираться. Но, в принципе, в частной клинике, как и в государственной, с больного, который лечится по ОМС, денег брать не будут.

И если больному по стандарту лечения будет положен, например, герцептин (из-за нехватки которого, в том числе, был конфликт с департаментом), то он его получит?

— Давайте скажем по-другому: если мы берем больного на лечение герцептином, он его получит. И, кстати, герцептин сейчас уже не такой дорогой, как раньше. Цены снизились, потому что появилась конкуренция. В последний раз мы его покупали уже по 20 тысяч рублей, а не по 66 тысяч.

Какую медпомощь будет оказывать онкокластер?

— Хирургия у нас будет практически вся, за исключением опухолей мозга. И вся химиотерапия. То есть, в комбинированном лечении основой будет хирургическое лечение практически всех нозологий плюс химиотерапия. Если будет показана лучевая терапия, будем делать ее в других местах. Мы планируем сотрудничать с 62-й онкобольницей, МНИОИ имени Герцена. Есть, конечно, некоторые локализации, которые требуют химиолучевого лечения, например, опухоли полости рта, головы, шеи — их мы пока брать не будем. А в перспективе «Медси» собирается развивать и лучевую службу, будут строиться отделение радионуклидной терапии, будет и дистанционная лучевая терапия.

Вам предстоит создавать клинику с нуля?

— Нет, не с нуля. Вторая больница «Медси» на 140 коек, расположенная на территории Боткинской больницы, работает уже давно, там есть три хорошие операционные. Просто меняется профиль. И сейчас нам надо наладить работу по этому профилю и подобрать кадры. Кроме больницы, с нами будут работать шесть поликлиник, которые станут заниматься наблюдением, отбором, обследованием пациентов. И где мы хотим наладить скринговые программы.

Сто сорок коек это не так уж много

— На 140 койках можно пролечить очень много пациентов. Для подавляющего большинства больных иногда достаточно 3-4 дня госпитализации. Весь вопрос, как организоваться работу.

В вашей команде будут работать врачи из 62-й больницы?

— В больнице «Медси» есть коллектив, есть очень сильная анестезиологическая служба. По мере надобности будем еще набирать людей, будем учить. Но формироваться команда будет точно не за счет 62-й больницы. Если возникнет необходимость в какой-либо редкой помощи, будем отсюда приглашать узких специалистов оперировать наших больных. Я планирую сотрудничать с больницей, но переманивать оттуда людей не буду. Какой смысл был бороться за больницу, чтобы сейчас ее разрушать?

На этой неделе бывший главврач 62 больницы Анатолий Махсон обратился в ФСБ с просьбой проверить расходы столичного Департамента здравоохранения на медицинские препараты. По его сведениям, московский департамент покупает лекарства для лечения рака, порой, в пять раз дороже, чем его клиника. В своем заявлении Махсон просит привлечь виновных к уголовной ответственности. После конфликта с мэрией Анатолий Махсон был уволен со своей должности.

The Insider поговорил с Махсоном и выяснил, как получилось, что столичный департамент покупает лекарства для больных раком в несколько раз дороже, чем 62 больница.

— Какие именно нарушения вам удалось найти в работе департамента здравоохранения?

— Изначально централизованные закупки организованы для того, чтобы экономить бюджетные средства. Когда централизованная закупка правильно построена, лекарства стоят дешевле на 15 или даже 20%. А вот когда по самостоятельной закупке ты покупаешь в 2, 4, 5 раз дешевле – это ненормально.

В справке, которую мы готовили для контрольного управления администрации президента есть информация по срокам годности. Нас обвинили, что мы покупали просроченные лекарства, но это неправда. В документе видно, что мы покупаем медикаменты со сроком на конец 18 года, департамент закупал со сроком на 19 год. При этом лекарства планировалось использовать в 2016 году – а разница в цене практически в пять раз.

Я не следственный орган и не знаю, злоупотребление это или нет, но то, что это неэффективное использование бюджетных средств из-за плохой организации торгово-закупочной деятельности департаментом здравоохранения – это точно, а, как следствие, нехватка лекарств для больных.

— Нехватку удалось ощутить, есть показатели того, что стало меньше лекарств в аптеках?

— Да, у нас есть поликлиника 62 больницы, к ней приписаны 2 округа — около 48.000 человек – это те, кто переболел, кто болеет, там только за 10 месяцев этого года 3000 не обеспеченных рецептов. Зависимость очень простая, раз лекарство стоит дороже, значит, его закупают меньше.

— Получается, что больные недополучают лекарства, и, как следствие, не получают лечение?

— Да, хотя нам закупили препаратов на 170 млн. по централизации, мы вынуждены были почти на 100 млн. купить еще. С тех пор, как мы перешли на ОМС, с деньгами стало хуже, а сейчас мы подошли к краю. Ведь у нас больные никогда не покупали ни лекарства, ни расходники, а сейчас такое ощущение, что мы как раз именно к этому и двигаемся.

Во многих московских больницах по рассказам однокашников моих хирургов, ситуация еще хуже: «Этого нет, этого нет, приходится говорить, чтобы больные покупали», а это всегда очень неприятно, и всегда доктор попадает под удар.

— Получается, сейчас на плечи пациентов ложится закупка?

— У нас пока нет, а в других больницах Москвы есть такое. Пока мы не были на системе ОМС, вообще проблем не было. Самое главное, что фактически до 2015 года все деньги выделялись департаментом, у нас были самостоятельные закупки и не было никаких проблем. В 2015—2016 г.г. под видом экономии бюджетных средств нам осуществляли централизованные поставки, на 590 млн. рублей. Если бы эти деньги отдали больнице, как положено, у нас бы вообще никаких проблем не было.

— То есть сейчас больницу переводят из автономной в подчинение департамента?

— Именно, я еще три месяца назад обо всем этом рассказал Печатникову Леониду Михайловичу, показал ему цифры по закупкам, и объяснял ему, что так дальше работать практически невозможно. Но вместо того, чтобы разобраться и вернуть деньги на закупки больницам, как положено, издали решение правительства Москвы о переводе 62 больницы из автономного учреждения в бюджетное. Причем последняя аргументация была в том, что все больницы переходят на ОМС, и поэтому нас переводят в бюджет. Но мы на ОМС уже и так два года работаем, это не имеет никакого отношения к виду учреждения, потому что и автономное - государственное, и бюджетное - государственное.

В ситуации, когда возникают сложности в какой-то хозяйственной деятельности, не хватает финансов, и было придумано автономное учреждение — за счет большей свободы финансово-хозяйственной деятельности оно могло обеспечить работу.

Автономное учреждение не может отказаться от госзадания, также, как и бюджетное, и в этом они ничем не отличаются. Главный врач назначается собственником, и невозможно ни обанкротить, ни продать автономное учреждение, потому что по закону оно не отвечает по своим обязательствам ни недвижимым имуществом, ни особо ценным движимым — оно принадлежит собственнику, городу. Но все эти аргументы они ничего не значат, причина реорганизации одна: мы будем вести торгово-закупочную деятельность, как все остальные, и тогда нельзя будет проследить, как кто-то покупает дешевле. То есть просто никто вообще не сможет купить дешевле.

Можно сказать, что мы - единственная больница, которая была всем обеспечена, никто ничего не покупал, и тот же Печатников признает, что мы лучшие не только в Москве, но и в России.

Поэтому я написал заявление в ФСБ — так работать невозможно. Можно сказать, что мы - единственная больница, которая была всем обеспечена, никто ничего не покупал, и тот же Печатников признает, что мы лучшие не только в Москве, но и в России. Он сам это сказал. И тем не менее с целью улучшения обслуживания нас переводят в бюджет. Так что же тогда улучшать, если мы лучшие, и за счет чего улучшать?

— Они хотят большего контроля?

— Да не просто большего, а тотального контроля. В Москве вообще везде тотальный контроль над этим. Причем над закупками, над ценами, над всем.

— Вся эта политика она же отражается на пациентах. Есть ли какая-то динамика, связанная с дефицитом лекарств?

— Лекарств как не хватало, так и не хватает. В начале года, наверное, будет еще хуже, потому что сейчас не было аукционов. Денег на закупку химеопрепаратов выделили больше и значительно но, я думаю, что это принципиально проблемы не решит, потому что, если покупать по таким ценам, и покупать не всегда то, что нужно больнице, ничего хорошего не может быть.

— Есть пациент. Сколько в среднем тратит государство на лечение рака и сколько он вынужден оплачивать сам? Как устроена эта система?

— Считается, что все должно оплачивать государство. И когда мы были на бюджете, у нас так и происходило: больные имели все, и денег, которые выделял бюджет, хватало на лечение.

В среднем у нас выходило порядка 120 тысяч рублей на лечение одного больного, тогда это было около 4000 долларов. По западным меркам, это ничто для лечения онкологического пациента. Когда клинику перевели на бюджет, получалась другая ситуация: больные все разные, предположим, опухоль кожи обходилась нам в 10-15, в 20 тысяч, а были больные, на которых мы могли потратить 1,5-2 млн. рублей.

Нам было все равно, на кого сколько тратить, потому что нам было нужно, чтобы больной поправился и ушел домой. У нас была девочка, ей и 17 лет не было, она 45 дней пробыла в реанимации на искусственной вентиляции.

Сколько мы на нее потратили, я даже не могу себе представить, думаю, миллионы, зато она ушла домой, потом поступила в институт, и потом приезжала совсем другая.

А сейчас это просто нереально, потому что разница между самым дешевым тарифом и самым дорогим в ОМС будет в 6 раз. Лечение опухоли кожи, меланомы будет стоить 35-40 тысяч, рак пищевода 178, но только на расходные материалы уйдет 100 с лишним тысяч, плюс потом реанимация, дорогостоящее медикаментозное лечение, и, не дай бог, какое-нибудь осложнение.

А мы, вылечив даже на тысячу больных больше, с 2015 года, после перехода на ОМС, заработали на 40% меньше. Раньше это был 1,8 млрд., а мы заработали меньше миллиарда. Естественно, если у нас зарплатный фонд раньше составлял 45% от объема финансирования, сейчас же он может доходить до 60, 70, 80%. А тогда на какие деньги больных лечить?

По телевизору же говорят: «вас должны лечить бесплатно». Но, во-первых, по сравнению с бюджетом многие услуги просто не оплачиваются ОМС, и мы их поддерживали только за счет внебюджетных денег. Мы выжили, потому что зарабатывали сами — у клиники внебюджетные деньги порядка 400 млн. в год. Например, молекулярные биологические анализы не оплачиваются ОМС, а без них вообще невозможно назначать современные лекарственные препараты.

Многое из того, что мы делали за счет бюджета, сейчас делается только за деньги. Например, внутривенный порт для химиотерапии сейчас стоит 200 евро минимум, он не оплачивается. Если больной хочет, он должен его оплатить, мы ему его поставим, а не хочет, значит, не поставим, потому что у нас денег на покупку портов нет.

Все говорят: «Как здорово, ОМС». Оно здорово, когда ты лечишь что-нибудь простенькое. Вот лечить опухоли кожи замечательно: удалил, 3-4 дня больная полежала, никаких лекарств и ничего не надо, повязку поменял, выписал, получил свои 35 тысяч и счастлив. А если лечить серьезную патологию, то ничего хорошего это не сулит. Большие расходы и убыток, вот и все.

— Какой у Вас план действий? Заявление написано, будете ждать ответа?

Обычно механизм действий чиновников, против которых мы выступаем, выглядит так: поговорили, замяли, написали ответы, которые далеки от истины, и вроде бы все затихло, и все успокоилось.

— Ждем ответа. Это вопрос злободневный оказался и касается огромного количества людей больных. Обычно механизм действий чиновников, против которых мы выступаем, выглядит так: поговорили, замяли, написали ответы, которые далеки от истины, и вроде бы все затихло, и все успокоилось. Но я надеюсь, что в нашем случае это будет не так, потому что скоро уже месяц это длится, и общественный интерес не только не ослабевает, но наоборот нарастает. Мы двигаемся в сторону центральных СМИ. Это дает надежду, что все-таки эта система изменится, и наведут порядок в организации московских торгов, тем более что понятно, как это делать, и есть регионы, в которых это делается.

Например , в Петербурге ситуация совсем другая. Там деньги на закупки отдаются профессионалам. Закупки на лекарства организует питерский онкологический диспансер. Они в соответствии со своими потребностями формируют лоты. А у нас зачастую покупаются вообще лекарства не те, которые нужны больным, а те, которые нужны определенным фирмам.

— То есть это фармакологическое лобби.

— Да. И поэтому, когда список формирует врач специалист – это одно. Это Петербург и отличает: у них денег значительно меньше, а жалоб тоже меньше, потому что там совсем по-другому работает. У нас тоже жалоб практически не было до 2016 года или до 2015, а теперь вал. Раньше мы были на первом месте по данным общественной организации “Против рака”. Они посчитали, что в Москве сейчас в сотни раз возросло число жалоб. Их практически не было, а сейчас стало много.

— Жалобы на что?

— На необеспеченность. У нас 3000 необеспеченных рецептов, не все жалуются, но там несколько сотен писем. Раньше их вообще не было, и проводилась проверка прокуратуры, Росздравнадзора, я не знаю, что они решили, но пациент приходит, ему не обеспечивают рецепт, кто-то пишет жалобу, а кто-то ждет молча. Это все только из-за того, что чиновники или не на своем месте, или не хотят работать.

— Хотелось бы понять, намеренное ли это поведение, мошенническая схема, или некомпетентность?

— Я знаю, что нерационально ведутся закупки. И мне все равно, почему. Колоссальные деньги расходуются на онкологию, это больше 6 млрд. только в Москве. Это почти треть средств, которые тратятся на всю Россию, их около 26 млрд. на 2017 год. Огромная сумма, и за нее можно вполне обеспечить всех больных, если это будут решать профессионалы.

На западе, например, когда идет централизованная закупка, то совершенно официально проводят переговоры с производителями, и если ты покупаешь очень много, то они договариваются насчет специальных скидок. В 2016 году состоялся аукцион, 60 тысяч упаковок МНН Анастрозол на 480 млн. Стоимость упаковки 8000. Как вы думаете, за сколько состоялся этот аукцион? 18 млн. – 27-кратное снижение. Исходная цена 8000, а продали по 300, и причем это не в убыток дженерику. А на основании этого говорят, какая эффективная в Москве система закупок, организованная Департаментом здравоохранения.

За это вообще-то за границей судебное расследование начинается.

Представляете, какое снижение. За это вообще-то за границей судебное расследование начинается. Когда снижение больше, чем на 50% — это уже проблема, начинают разбираться, почему это произошло. А у нас в 27 раз. И сделано это наверняка преднамеренно, потому что поставили по МНН стоимость оригинального препарата Аримидекса. Когда я был главным онкологом, даже его не покупали никогда по 8000 – 4000 рублей. Зачем объявлять стоимость, которая вообще не имеет никакого отношения к жизни?

Поскольку образовался такой общественный резонанс, они вынуждены будут ответить. Я же сознательно даю публиковать наше заявление, чтобы знали и чтобы, по крайней мере, не замяли все это. Потому что это все жизни больных.

Они торгуют, а мы отвечаем за жизни больных, а потом больным объясняем, почему нет лекарств.