Сегодня в некоторых кругах патриотической общественности очень активно обсуждается вопрос о допустимости/недопустимости синтеза идей христианства и коммунизма.
Думается, что вопрос должен ставиться не столько о допустимости/недопустимости, сколько о целесообразности. Не «можно/нельзя», а «для чего это нужно?» Вероятнее всего, это совершенно не нужно. Соединять что-либо необходимо тогда, когда части являются неполноценными, требующими дополнения. Если взглянуть на христианство - это полноценная, законченная система ценностей, самодостаточное мировоззрение. К нему нечего добавить и от него нечего убавить. Любое мировоззрение в обобщенном виде представляет собой систему взглядов на человека и общество, конкретное специфическое понимание и оценку смысла жизни человека, судеб человечества, а также совокупность философских, научных, правовых, социальных, нравственных, эстетических ценностей, верований, убеждений и идеалов людей.
Коммунизм, как и христианство, также является мировоззрением, то есть обладает самодостаточностью и своей собственной системой ценностей. Поэтому коммунистическая доктрина - это не только политическая или экономическая сфера, это ответы на все вопросы, касающиеся жизнедеятельности социума (экономика, политика, культура и социальная сфера). Если бы коммунизм был только политэкономической теорией, то не было бы воинствующего атеизма, модернистской культуры, учения о «новом человеке», не было бы много чего, а были бы лишь сухие экономические построения. Но коммунизм - учение, которое имеет свое представление о человеке, истории, обществе, прошлом и будущем. Такое всеобъемлющее представление есть и у христианства - христианская философия, христианская культура, христианская экономика, христианская политика, христианская историософия и т. д. В связи с этим, необходимо понимать, что речь идет не о двух различных непересекающихся сферах - христианстве и коммунизме, а о двух параллельных, конкурирующих мировоззрениях. Ввиду этого очень сложно говорить об их синтезе.
Более того, из истории мы знаем, что христианская религия уживалась фактически с любым общественно-политическим строем (рабовладельческим, феодальным, буржуазным) и только в отношениях с коммунизмом возникли, мягко говоря, трения. А если говорить более точно и грубо, то коммунизм (в лице большевизма в рамках СССР) ополчился на христианскую веру невиданными беспрецедентными гонениями. Даже первые три века своего существования христианство не знало столь систематического и кровавого уничтожения священнослужителей, монашествующих и верующих мирян. В личных беседах с нами современные коммунисты робко и несколько несуразно пытаются оправдать те страшные преступления утверждением, что, «мол, Церковь-то тоже была эксплуататором и, мол, заелась». Эта точка зрения не выдерживает никакой критики. История свидетельствует, что священнослужители и верующие миряне уничтожались по причине своей принадлежности к духовенству и Православной вере, а не ввиду своего экономического положения. И Петр I лишил Церковь определенного имущества, и Екатерина II провела знаменитую секуляризацию земель. Разве им понадобилась для этого политика массового уничтожения верующих? Какими классовыми или социальными аспектами можно объяснить факты уничтожения храмов и публичного глумления над святынями? Чем объяснить политику тотальной дискриминации верующих, которая включает в себя сегрегацию (поражение в правах), а также запрещение к изданию и распространению христианской литературы, уничтожение христианской символики? И здесь очень к месту будет привести одну историческую ретроспективу из школьной поры В.И.Ленина. Однажды Володя Ульянов выбежал во двор, сорвал с шеи нательный крест, который еще носил, бросил его на землю и с ожесточением втаптывал в почву до тех пор, пока земля полностью не поглотила крестик. Я понимаю, у человека могут быть причины и мотивы не любить Церковь, но чем ему помешал Обнаженный, Распятый на Кресте Человек?
В чем же причина столь тотальных гонений на христиан в странах «вечно побеждающего коммунизма»? Вы знаете, ответ на этот вопрос существует. Дело в том (и отчасти мы об этом уже сказали выше), что коммунизм - это не просто социальная или политическая доктрина, это не просто идеология или мировоззрение. Коммунизм (а в исторической ретроспективе - большевизм) - это, фактически, переживание социалистической модели устройства общества в религиозном пафосе, в религиозном экстазе. Большевизм - это религия, это тоталитарная религия, требующая абсолютного признания и верности со стороны тех, кого она сама считает своими последователями. В этом смысле она даже уникальна, т. к. исторические мировые религии в качестве своих основных инструментов распространения декларируют принципы миссионерства, прозелитизма (хотя и не всегда в точности им следуют). В коммунизме недостаточно быть просто лояльным к власти и законопослушным гражданином, необходимо самозабвенно и безраздельно любить вождя (даже почившего), верить в учение.
Большевизм 20-х гг. прошлого века - это массовая энтузиастическая квазирелигия, в которой присутствуют все атрибуты классической религии. Свое «священное писание» в виде собраний сочинений «классиков», со своей «святой троицей» - Маркс-Энгельс-Ленин, со своими «вселенскими соборами» - партсъездами, со своими «еретиками» - Троцкий, Каутский и т. д., со своими «крестными ходами», со своими «святыми мощами», со своими «иконографией» и «агиографией», «мартирологом», «мучениками» и т. д. И, наконец, в коммунизме присутствует свое учение о «новом человеке» и «новом мире» (по типу Царства Небесного). В 20-е гг. на полном серьезе пишутся памфлеты в духе «мы старый мир разрушим, мы новый создадим, там все будет иначе» где, в частности, говорится, что при «новом режиме» даже солнце будет всходить не с востока, а с запада. Буквально космический (прямо-таки «божественный») масштаб планируемых преобразований не может не поражать.
Более того, квазирелигиозность большевизма отразилась даже в литературе того времени. Знаменитая фраза Маяковского «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить» - это подсознательная аллюзия на христианское приветствие-диалог «Христос Воскресе! Воистину Воскресе!». Другие слова Маяковского «Мы говорим - Ленин, подразумеваем - партия, мы говорим - партия, подразумеваем - Ленин» - это повторение христианского учения о Церкви, как о Теле Христовом. Христианская экклесиология у Маяковского профанируется и превращается в политическую. Уже в 60-е гг. Андрей Вознесенский, пытаясь возродить изначальную романтику и энтузиазм большевизма, пишет стихотворение «Я в Шушенском» («в Ульянова вселился Ленин»). С точки зрения религиоведения, на примере данного стихотворения мы видим подсознательно транслируемую индуистскую концепцию аватар, когда некий «божественный дух» (Рамы или Кришны) время от времени вселяется в разных людей для того, чтобы напомнить человечеству изначальные законы справедливости (кармы). Хотя, в случае с профанированным большевистским «богословием», этот дух (согласно Вознесенскому) нацелен на то, чтобы взорвать устоявшуюся реальность. Не думаю, что сам Андрей Андреевич был специалистом в области индуистской мысли и религии. Откуда тогда такие интересные образы в его стихах? Я думаю, что верующие православные люди вольны сами судить - какой дух стоял за этими словами. Расхристанная религиозность большевизма - есть не что иное, как обезьянничество, а мы помним, кого философы называют обезьяной Бога...
Когда же коммунисты рассуждают о сходных чертах христианства и коммунизма (которые действительно просматриваются в некоторых моментах), то в данном случае возникает вопрос не о возможности либо невозможности синтеза, а именно вопрос о его необходимости. Зачем синтез, если христианство дает ключ к ответам на все общественные, исторические, политические, экономические, экзистенциальные вопросы? Возможно, стоит поставить вопрос о принятии коммунистами христианства, а не о синтезе христианства и коммунизма. Если, как рассуждают современные левые идеологи синтеза, идеологи «теологии освобождения» и т.п. концепций, коммунистическая идеология так похожа на христианство (См. высказывания председателя ЦК КПРФ Г.А.Зюганова), то тогда проще им принять христианство. При таком раскладе для них ничего существенно не изменится (если встать на их позицию об отсутствии существенных различий между христианством и коммунизмом). Если же они не способны на подобный шаг, то тогда зачем так рьяно настаивать на сходности этих мировоззрений?
Движение «теология освобождения» и прочие левые направления, специализирующиеся на генерировании идей синтеза базируются на обыкновенном неверии в Бога, неверии в то, что Бог есть Любовь, что в нашей жизни присутствует Промысел Божий. В таких «теологиях» утверждается, что верующие люди должны выступать за освобождение от эксплуатации, бороться вооруженным путем за свои социальные и экономические права. О чем же говорит христианство? Насколько, действительно, христианство может оправдать подобного рода идеи? Отвечаем. Во-первых: во всем Новом Завете мы нигде не найдем ни слова, ни мысли, осуждающей тот строй (рабовладельческий), в эпоху которого возникло христианство. Мы найдем как раз иное: «Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим» (Кол. 3:22); «Нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим. 13: 1-2) и т. д. Здесь мы не находим никакого призыва к социальным переворотам и даже более того - нет осуждения той социальной несправедливости, которая была вопиющим фактором того времени. Квинтэссенция цели христианской Церкви приведена Христом - «не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться... ищите же прежде Царства Божия и правды Его» (Мф. 6:31,33). Апостол Павел пишет «не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13:14), чем показывает, что цель создания христианской церкви - отнюдь не борьба с социальной несправедливостью.
Но тут же возникает серьезный вопрос. Если христианство центральным пунктом своего учения называет любовь, то как же, все-таки, понять возможность осуществления любви без ниспровержения социальной несправедливости? Дело в том, что в своей Нагорной проповеди Христос, говоря «не заботьтесь...», отнюдь не призывает к безделью. Все толкователи Евангелия однозначно указывают, что «не заботьтесь» означает «не терзайтесь душой, не отдавайте всю душу этим земным заботам». Но это вовсе не означает, что христианин никаким образом не должен думать о своей земной жизни. Апостол Павел пишет следующее - «кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес. 3:10) и очень строго обличает тех христиан, которые оставили свои «мирские дела» и только ожидали Второго Пришествия - «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» (1 Тим. 5:8). В своей молитве Господь учит нас просить хлеба насущного. Из всего этого мы видим, что христианство по-своему борется с социальной несправедливостью, но оно обращает свой взор на самое главное - на источник, из которого проистекает человеческая несправедливость, а именно - на отсутствие любви в человеке. Отсюда исходят все беды, как в плане личном, так и в плане социальном. Именно на это христианство и направило все острие своего учения.
Апостол Павел пишет Филимону о беглом рабе Онисиме: «Ты же прими его... не как уже раба, но выше раба, брата возлюбленного» (Фил. 1:12, 16). Христос говорит в Евангелии: «Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями» (Ин. 15:15), «Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Мк. 9:35). Христианство устанавливает удивительный нравственный принцип социального равенства, который касается не дисциплины жизни (социального строя), а только нравственных отношений. Ведь если рабовладелец и раб, помещик и крепостной крестьянин, капиталист и рабочий будут по существу братьями, не все ли равно, какой будет строй? Рабовладельческий строй перестанет быть рабовладельческим (хотя бы он и сохранил прежнюю форму и название), ведь раб будет на положении брата возлюбленного. Христианство смотрит на сердце человека, и воспитывает это сердце. Христианин должен в каждом человеке видеть брата своего, т. е. равного себе, а не раба. Этим самым подсекается основа под всякой социальной несправедливостью, но не под дисциплиной жизни. Христианство воспитывает душу человека, а не занимается социальными переворотами и политические трансформациями.
Апологеты «теологии освобождения» цитируют евангельскую притчу о богатых и богатстве: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф.19,24), однако не понимают, что само Евангелие предостерегает людей, стоящих на службе у Златого Тельца, что им не видать вечной жизни. Что еще необходимо коммунистам? Само Священное Писание обличает поклонников богатства, говорит об их наказании. Получается даже, что бедные в некоторой степени находятся в лучшем положении, потому что им проще «пройти через игольное ушко» и получить жизнь вечную. Но теологов освобождения это не устраивает. Ввиду неверия в жизнь будущего века, их не удовлетворяет такое наказание - утрата возможности вхождения в жизнь вечную. Им нужно здесь и сейчас наказать богатых и осчастливить голодных. Встать на место Бога и вершить суд здесь и сейчас. И для этого совершается бунт, революция, вооруженное восстание, убийства и экспроприация.
Христианское же сознание несовместимо с такого рода борьбой. «Любите врагов ваших» (Мф. 5:44), - говорит Христос, «любите врагов ваших, гнушайтесь врагами Божьими и сокрушайте врагов Отечества» - раскрывает смысл учения Христа святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский. Какой борьбе учит коммунистическая доктрина, хорошо видно из строк известного произведения «Интернационал»: «Вставай, проклятьем заклейменный, голодный, угнетенный люд!... Рабы восстанут, а затем. Мир будет изменен в основе: теперь ничто - мы станем всем!... Никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь и ни герой. Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой». А вот что говорит по этому поводу Священное Писание: «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам, зная, что каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, раб ли, или свободный. И вы, господа, поступайте с ними так же, умеряя строгость, зная, что и над вами самими и над ними есть на небесах Господь, у Которого нет лицеприятия» (Еф. 6:5-9).
Каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, поэтому, если богатый не выполняет требования «относись к ближнему своему как к самому себе», «помогай ближему», «умиряй строгость» и т. д., то такие господа уже однозначно будут наказаны лишением права вхождения в Царство Небесное. Следовательно, желание насильственным путем восстановить социальную справедливость, отнять имущество «грабь награбленное» и т.п. никак не связано с христианством и разговоры о том, что «Христос был революционером» нисколько не обоснованы. Христианин, когда видит нищего на улице - он берет и кормит нищего, помогает ему. Представители же некоторых политических течений действуют иначе, они видят нищего и говорят: «Мы построим идеальную справедливую социально-политическую систему, в ней никто не будет страдать, вот только придем к власти и тогда...» И тогда заливают кровью полмира. В Евангелии Христос предостерегает своих учеников от их приверженности к богатству, но Он нигде не говорит о том, что само богатство нужно отнимать у богатых и делить его между бедными (так не Христос учил, а Полиграф Полиграфович).
Социальное служение, равно как и стремление к справедливости для христианина есть средство к достижению смирения, а не гордости и самодовольства! Что такое смирение? Это мирное состояние духа, сокрушение сердца, при котором человек видит свое недостоинство, понимает, что без Бога он не может совершить ни одного по-настоящему доброго поступка. Т. е. для христианина социальное служение и стремление к справедливости ценны не сами по себе, а только в случае, если таковые рождают в сердце человека подлинное смирение, которое ведет человека по пути в Вечность, в Царство Небесное! Разве мы найдем подобную мысль в идеологиях марксизма-ленинизма или современных «левых»?
Однако, в связи с выступлением Патриарха Кирилла в Государственной думе в рамках Рождественских чтений, на некоторых лево-патриотических сайтах стали появляться статьи, предметом обсуждения в которых является то, что, якобы, Церковь движется в направлении признания коммунизма и чуть ли не выступает с идеей о необходимости синтеза идей коммунизма и христианства. На самом деле Святейший Патриарх сказал, что в советском периоде были положительные стороны, в числе которых он назвал - стремление людей к справедливости и солидарность. Это совершенно верно, однако стремление к справедливости совсем не означает стремление к коммунизму. Кроме того, выявление положительных сторон Советского Союза также не означает признание коммунизма как такового и уж тем более не означает необходимость синтеза христианства и коммунизма. Советский Союз победил в Великой Отечественной Войне, но означает ли это, что в ней победил коммунизм? Очевидно, что нет, а спустя несколько десятилетий мы видим, что ни о какой победе коммунизма и речи быть не может. В начале войны будущий Патриарх митрополит Сергий Страгородский выступил с патриотической речью к гражданам, призвал к защите Советского Союза от оккупантов, но опять же, это связано не с любовью Владыки к коммунистической идеологии, а с традиционным для Православия патриотическим сознанием, с понимание того, что единство народное созидает мощное централизованное государство, т. е. ту неодолимую силу, способную разрушить (удержать) зло нацизма.
Ввиду отождествления отдельными лево-патриотическими деятелями коммунизма и СССР, следует сказать несколько слов о возможном христианском отношении к Советскому Союзу. Таковое должно быть связано не с отношением к коммунизму, а с отношением к институту государства, институту Империи, империи не в историческом, политико-территориальном контексте и не в контексте форм правления, а в эсхатологическом, историософском смысле. Здесь мы сталкиваемся с идеей катехона. В Римской империи официальной религией являлось язычество, в т. ч. культ императора, в Византии и Московско-Петербургской России - Православие, в СССР такой квазирелигией был марксизм-ленинизм, провозгласивший культ личности вождя партии. Но, с христианской точки зрения, помимо этих религий был еще базовый уровень, который существовал вне зависимости от того, какая религия или квазирелигия была в Империи на том или ином этапе. Этот метауровень - государственничество (катехон, то есть «удерживающий»).
Апостол Павел однозначно сформулировал эту универсальную идею катехона, ее универсальность заключается в том, что она действует всегда, непрерывно до апокалиптических событий и вне зависимости от официальной религии. Это прямо указано в Новом Завете, где согласно толкованиям многих святых отцов языческое на тот момент римское царство называется катехоном. Катехон - это библейская категория, но которая применяется к государственничеству как таковому, а не только к христианскому государственничеству. Катехон - это не столько государство, поддерживающее, распространяющее или сохраняющее христианские ценности. Катехон может быть христианской империей, а может и не быть, от этого империя не перестают быть катехоном. Апостол Павел пишет о языческом Риме, который не являлся христианской империей. Но Рим именуется удерживающим. Это связано с тем, что Рим на тот момент был силой, сдерживающей глобальный хаос, отсюда же появилась и такая категория как Pax Romana (лат. Римский мир) - период мира и относительной стабильности в пределах Римской империи эпохи принципата, связанный с жестко централизованным администрированием и римским правом, умиротворившим регионы, которые ранее переживали беспрестанные вооруженные конфликты.
Святитель Иоанн Златоуст в своих толкованиях на 2-е послание апостола Павла к фессалоникийцам указывал, что когда прекратится существование Римского государства, тогда придет антихрист, потому что до тех пор, пока будет существовать Империя и будут соблюдаться государственные законы к власти не может прийти беззаконник и никто скоро не подчинится антихристу. Но после того, как Империя будет разрушена, водворится безначалие, и антихрист будет стремиться похитить всю - и человеческую и Божескую - власть. Таким образом, исходя из святоотеческого толкования, вытекает, что наличие статуса «удерживающего» связано именно с суверенитетом государственной власти и законностью. Катехон, прежде всего - машина по подавлению зла, его минимизации. Это базис, все остальное в идее катехона второстепенно. Поэтому атеистический Советский Союз, разгромивший нацизм - катехон, это единственно возможное христианское понимание СССР. Но это не связано с признанием коммунизма. Ведь обратное означало бы признание апостолом Павлом язычества. Вся суть в том, что признается не язычество, а Римская Империя как катехоническая государственность, признается не коммунизм, а СССР как катехоническая государственность. Те же, кто считает, что катехон (третий Рим) уничтожен революцией 1917 года навсегда или что он прекратил свое существование на период вероотступничества, а потом может вернуться вновь (например, с восстановлением монархии) совершенно далеки от традиции святоотеческой мысли. Хотя бы потому, что в очень многих толкованиях по этому поводу у святых отцов Церкви однозначно подчеркивалось о мгновенности явления антихриста в связи с падением катехона. Об этом же зафиксировано и в Писании: «пока не будет взят от среды удерживающий теперь, не откроется беззаконник» (2 Фес. 2:7). Катехон либо есть, либо его нет. Если его нет, то и России нет. А раз Россия есть, а в ней есть Русская Православная Церковь значит СССР - выполнял роль Третьего Рима.
Но здесь следует все же провести некоторый экскурс в историю. Дело в том, что В.И.Ленин в своих трудах указывал, что при дальнейшем развитии демократии (напомним, что именно он создал Российскую социал-демократическую рабочую партию, РСДРП) государство будет демонтировано, т. к. всякая власть есть насилие. Здесь мнение вождя мирового пролетариата очень плавно коррелирует с еретическим мнением графа Л.Н.Толстого о непротивлении злу силой. В первую очередь, по мнению В. И. Ленина будут упразднены правоохранительные структуры, армия, государство и... (можем продолжить мы) будет открыт путь беззаконнику и беззаконию. Так к чему вел нашу страну и весь мир вождь мирового пролетариата?
Кстати, идея об кахетоне, как об удерживающем зло присутствует не только в Православии, но и в римо-католицизме и протестантизме (некий аналог этой идеи есть и в мусульманстве). Так у Клайва Льюиса есть фантастическое произведение под названием «Космическая трилогия». В третьей части этого произведения, романе «Мерзейшая мощь» в качестве одного из героев выступает волшебник короля Артура Мерлин, проспавший много веков и очнувшийся в 50-е гг. XX в. И этот Мерлин, будучи, кстати, язычником, узнает от одного англичанина, с которым беседует, что Великобритании грозит демонское нашествие и сатанинское порабощение. Тогда Мерлин пытается перебрать разные варианты спасения: обратиться к рыцарям, воззвать к совету епископов и ничего не получается. И, как последний и окончательный шанс спастись Мерлин предлагает воззвать к тому, чей долг восстанавливать королевства и низлагать тиранов - воззвать к императору. И когда Мерлин узнает, что императора больше нет, он приходит в ужас и отчаяние... Напомню, что автор этого произведения не православный, а англиканин.
В заключении хотелось бы сказать: факт того, что коммунисты (и люди социалистических воззрений) заинтересовались христианством - это очень хорошо. Совершенно ясно и то, почему такой интерес возник - в современных условиях царства золотого тельца и идеологии массового потребления два мировоззрения, ставящие служение ближним выше животных инстинктов, не могли не обратить друг на друга внимания. Но также очевидно и то, какое мировоззрение должно делать шаги навстречу - старое, имеющее двухтысячелетнюю историю, или новое, обнаружившее почти полную несостоятельность уже через 70 лет своего существования. Ведь с чем связан тот факт, что те государства, которые принимали коммунистическую идеологию, как государственную в конечном итоге становились тоталитарными? Ответ прост, его дал еще в XIX в. Ф.М.Достоевский, который сказал: «Если Бога нет, всё позволено». Богоборческая идеология коммунизма фактически приводила к тому, что народ очень быстро деградировал, распускался, развращался до такой степени (вспомним эпоху НЭПа), что это угрожало и здоровью нации и целостности государства. И единственным способом собрать народ «в кулак», вернуть дисциплину и хотя бы как-то пресечь криминал была тоталитарная модель правления.
На сегодняшний день, слава Богу, Русская Православная Церковь свободно может проповедовать, ее мнением интересуется широкая общественность и, возможно, именно поэтому нашей власти удается постепенно уврачевывать нравственный кризис конца 80-х, 90-х гг. бескровно. И, в данном случае, мы бы очень посоветовали новым коммунистам (и людям социалистических воззрений) не воспринимать Церковь как сервильную организацию, в которой они найдут полную и безапелляционную поддержку своим идеям «справедливости» и «коллективизма» (в смысле образа христианской общины). Нет, товарищи! Абсурдно взирать на Церковь сквозь призму коммунистических воззрений и указывать на то, что вам (в Церкви) нравится, а что не нравится. А наоборот, сквозь призму Евангелия посмотреть на коммунизм, на коммунистическое учение и трезво и честно дать нравственную оценку тем декларациям и реальным делам, которые так или иначе являются производными того политического движения, за которое вы столь горячо болеете.
Диакон Артемий Сильвестров, Семен Дробот.
Вопрос о соотношении Православия и Коммунизма не лежит на поверхности. Он не присутствует в общественном сознании как жгучая политическая проблема, не интересует церковь как важная богословская задача, не волнует коммунистов, как проблема научной теории. И по мере отдаления от Советской эпохи, по мере погружения России в иные исторические реалии этот вопрос кажется все менее актуальным. Коммунизм в прошлом, Православие, наоборот, возрождается – зачем сопоставлять расходящиеся идеологии, которые и в период «мирного» сосуществования не могли найти общего языка. Не лучше ли искать опору в настоящем, поддерживать патриотические начинания власти и укреплять общественную жизнь на ниве прагматических, а не идеологических подходов. Так думает нормальное обыденное сознание, всецело вписанное в эмпирическую реальность, и не страдающее излишней философской рефлексией. Что само по себе понятно: уровень реальной жизни определяет конкретика повседневных действий, а не отвлеченные идеологические изыскания. Поэтому вопрос о соотношении Православия и Коммунизма сегодня мало кого интересует, как не имеющий прямого отношения к реальности.
Однако помимо эмпирической реальности существуют и иные измерения социального бытия – метафизическая реальность национального духа, область национального самосознания, историческое пространство будущего. И в этих измерениях вопрос о соотношении Православия и Коммунизма приобретает значительно более существенное значение. Православие и Коммунизм фигурируют здесь как два мощнейших идеологических полюса, которые до недавнего времени задавали направленность русской истории, причем направленность на первый взгляд противоположную. Так по крайне мере считает традиционное церковное сознание, когда говорит, что коммунисты хотели построить «рай на земле», в то время как православие стремится к «раю небесному». Это противоречие остается серьезнейшей загадкой русской истории, до сих пор внятно не осмысленной, ибо простой сброс коммунизма «на свалку истории», по умолчанию осуществляемый сегодня в общественном сознании, ничего не объясняет. Неужели советский коммунизм был ошибкой русской истории, ее злополучным «мессианским соблазном», ложным направлением развития? Многие факты, и в первую очередь само исключительное величие Советской России в XX веке, заставляют в этом усомниться.
Поэтому вопрос о соотношении Православия и Коммунизма никак не может быть отброшен как не существенный, и нам придется вновь и вновь к нему обращаться, если мы хотим до конца осознать логику русской истории и определиться с ее дальнейшим развитием. Более того, учитывая значимость данного вопроса для русской истории, можно говорить о том, что оставаясь по существу неразрешенной проблемой прошлого, этот вопрос становиться основной проблемой Будущего. Его условная второстепенность объясняется лишь временным снятием в общественном сознании проблемы Будущего: для тех, кого так или иначе устраивает нынешнее настоящее – этого вопроса нет. Для тех же, кто ищет выхода из исторического тупика и озабочен возрождением национального духа в Большой истории этот вопрос остается тем «камнем преткновения», который невозможно обойти стороной.
Это означает, что вопрос о соотношении Православия и Коммунизма – это историософский вопрос, т.е. вопрос, требующий решения в контексте истории, а не просто на уровне условной философской проблемы. Он уже был поставлен историей в рамках жесткого православно-коммунистического противостояния в XX веке, но так и не нашел вразумительного ответа, оставив Россию в состоянии глубокого идеологического «недоразумения». Сегодня же от исторического противостояния надо перейти к мировоззренческому диалогу, чтобы восстановить единое понимание русской истории. Лишь воссоединив разорванную идеологическую ткань прошлого, мы сможем ясно сформулировать национальную идею Будущего.
Именно сегодня пришло время этого вопроса. Именно сегодня он по-настоящему актуален как принципиальная историософская задача, ибо до нашего времени он никогда не стоял и не мог быть поставлен как проблема Будущего. Не являл себя как завораживающая философская, богословская и идеологическая тайна, скрывающая огромный мировоззренческий потенциал, способный вновь преобразить историю. Потому что вплоть до нашего времени в процессе истории этот вопрос был диалектически разделен – как тезис и антитезис. И только сегодня, когда инерция диалектического противостояния полностью исчерпана, мы можем говорить о синтезе. Должна была быть до конца исчерпана материалистическая версия коммунизма, прежде чем мог быть поставлен вопрос о его каком-то ином (духовно-религиозном) измерении. И должно было вновь развернуться двадцатилетнее «православное возрождение», чтобы стала понятна его практически-социальная историческая бесперспективность. Православие и Коммунизм сегодня встречаются на равных, перед лицом безнадежного исторического тупика им остается только диалог.
Специфика исторического расклада в данном вопросе состоит в том, что объективные мировоззренческие тенденции прошлого однозначно разводили Православие и Коммунизм (как веру и разум, идеализм и материализм, науку и религию) по разным мировоззренческим полюсам. Реализоваться в истории XX века мог только материалистический коммунизм Маркса, всецело выпестованный позитивизмом эпохи Просвещения. И это тоже диалектически закономерно: оттолкнувшись от несостоявшихся теократий средневековья, эпоха Просвещения выдвинула свой гуманистический проект – рационально организованное справедливое общество социализма. Причем, исходящий в своем этическом пафосе из глубоких христианских побуждений: первые наброски нового справедливого общественного устройства были сделаны именно в христианском мировоззренческом контексте (Т.Мор, Т.Мюнцер, Т.Кампанелла и др.). Важно обозначить эту незаметную диалектическую ступень, чтобы потом вновь суметь на нее вернуться: религиозный поиск социальной справедливости, почувствовав свою политическую неполноценность, обратился к рациональному пути решения этого вопроса, обернувшись в итоге в атеистическую модель коммунизма.
Поэтому можно сформулировать принципиальный тезис: в конечном варианте христианство и коммунизм кажутся антиподами, но в диалектическом мировоззренческом процессе истории они едины – идеологически начиналось все как христианство, а закончилось как коммунизм. И сегодня надо понять это спокойно без всяких ярлыков, обвинений и проклятий – такова объективная правда истории, к которой все напрямую причастны, и христиане и коммунисты, как бы они при этом не отрицали, не отталкивались, и не отрекались друг от друга. По масштабу духовно-исторических процессов это сравнимо с библейской историей: начиналось все как иудаизм, а закончилось – как христианство. Та же неисповедимость путей Господних. С той лишь разницей, что диалектическое становление идеи коммунизма еще не завершено, и именно глубинная Истина христианства должна стать центральной Истиной коммунизма. Тогда все замкнется, сцентрируется, форма узнает свое исходное содержание, и История вновь продолжит свое величественное Божественное движение.
Этот вопрос нужно увидеть в диалектической логике истории, а не в статике доктринального антагонизма. Именно тогда открывается новая историческая перспектива, замыкающая идеологические эпохи в импульсе нового мировоззренческого синтеза, – в соединении духовной устремленности христианства с рациональной социально-экономической правдой Коммунизма. Как дальнейшее продолжение и воплощение Истины христианства в земной истории, как ее выход на уровень новой общественно-социальной актуальности. Так рождается новая цивилизационная парадигма, и открывается светоносный горизонт Будущего, возможность продвижения к которому открыта только в России. И думается, не надо объяснять почему. Масштаб вопроса именно таков. В наше предгрозовое время православная перспектива Будущего выглядит как радикально противоречивая: или действительно «последние времена», или Новая история! Или в преддверии апокалипсиса православный проект сворачивается до малого остатка «избранных» и уходит в духовные катакомбы; или, наоборот, раскрывается в новом социально-политическом качестве, как христианская альтернатива «концу истории». Третьего не дано, т.к. наличная реальность с духовной, социально-экономической, культурной, демографической и экологической точек зрения не оставляет никаких других позитивно-христианских шансов на будущее. Ведь не считать же таковым экуменическую перспективу мирного встраивания Православия в социально-политические, культурные и религиозные реалии современного глобализма? Поэтому исторический выход в Будущее для России только один – новая мировоззренческая и социально-политическая парадигма.
Эта православно-коммунистическая перспектива остается единственной еще и потому, что сами по себе ни Православие, ни Коммунизм не могут уже предложить для истории ничего нового. Коммунизм идеологически и политически выдохся, а Православие, как оказалось, не смогло принести ожидаемый «плод» возрождения России, несмотря на повсеместное восстановление храмов и помпезные трансляции богослужений в Храме Христа Спасителя. Популярный в недавние годы тезис о том, что «возрождение Православия это и есть возрождение России» не оправдался. И это тоже надо признать со всей ответственностью, а не продолжать тешить себя иллюзиями о «грядущем православном царстве» в стиле новой средневековой теократии.
Исторический кризис России в том и состоит, что традиционных идеологических резервов развития у нее на сегодняшний день не осталось, исторически они исчерпаны, а новые поиски «национальной идеи», периодически инициируемые властью, носят явно искусственный популистский характер. Глубокий идеологический разрыв между православием и коммунизмом олицетворяет тупик русской истории, в котором собственно русская история остановилась, а ее «свято место» занял симулякр западного либерально-капиталистического проекта. Рыночно-капиталистические реалии, пришедшие на смену социально-экономической практике социализма, идеологически никак не стыкуется с Православием, более того, этически ему противоположны. Это задает перманентный «шизофренический эффект» между христианским архетипом национального самосознания и антихристианской практикой общественных отношений. У общества с таким раздвоением бытия и сознания никаких исторических перспектив быть не может.
Ситуация осложняется тем, что в состоянии идеологического «тупика» российское общество поддерживается искусственно. Православие и Коммунизм, как два лика единой русской истории, планомерно разводятся по противоположным идеологическим полюсам без какой-либо возможности диалога. С одной стороны методично и последовательно в обществе культивируется антисоветизм, очерняется насколько возможно все, что связано с историей коммунизма в XX веке. С другой, всячески подчеркивается «возрождение Православия», создается иллюзия идеологического реванша Православия на государственном уровне как бы в качестве замены ложной коммунистической идеологии. На самом деле общественно-государственной идеологией Православие не становиться (оно и не может быть таковым в его современном состоянии), а просто служит декоративным идеологическим прикрытием власти, методично исповедующей всей своей политикой западно-ориентированный либерализм.
Если принять во внимание традиционно культивируемый в церковной среде внутренний антикоммунизм, как болезненную память о перенесенных гонениях, то говорить об особом положительном внимании православных к идеологии коммунизма не приходиться. При том что многие православные с ностальгией вспоминают позднесоветское время, с удовольствием смотрят советские фильмы, гордятся Великой Победой, и на выборах голосуют за коммунистов. Только на этом последнем уровне позитивной психологической памяти о советском прошлом могла бы выстроиться новая идеологическая православно-коммунистическая альтернатива, но должной духовной и интеллектуальной рефлексии по данному поводу в церковной среде, к сожалению, не происходит. Все положительное, связанное с советским прошлым, пролетает на уровне сиюминутных преходящих психологических импульсов, не имеющих каких-либо серьезных мировоззренческих последствий. А антисоветская пропаганда в СМИ профилактически стирает всякие следы этих импульсов из памяти. Тем не менее, идея близости и взаимосвязи православия и коммунизма все тверже прокладывает себе дорогу в общественном сознании, и нет сомнения, что этот процесс будет продолжаться. В состоянии кризиса, в условиях тотального антагонизма с нынешней либерально-капиталистической реальностью, православное сознание не имеет иного более близкого социального опыта, кроме опыта социализма, зримо и парадоксально воплотившего в России принципы христианской справедливости, нравственности и культуры. Православная ностальгия о советском прошлом не случайна, это свидетельство внутреннего родства того и другого, трагическим образом не осознанного в самой истории.
Сегодняшняя задача – углубить данное понимание насколько возможно. Перевести положительные православно-коммунистические ассоциации на твердый теоретический фундамент, выразить сокровенную логику русской истории в категориях новой политической теории. За историческим противостоянием Православия и Коммунизма скрывается огромный мировоззренческий потенциал, способный преобразить историю. Надо раскрыть этот ларец русской истории с точки зрения богословия, философии и политики.
Несколько лет назад подобную духовно-интеллектуальную работу – от мимолетного позитивного импульса до философской рефлексии – проделал и автор этих строк, в результате чего появилась книга «Миссия России. Православие и социализм в XXI веке». Сейчас готовиться к изданию книга Н.Сомина «Православный социализм как русская идея» (не пропустите), всесторонне раскрывающая положительно-богословскую сторону вопроса. Есть еще ряд авторов переступивших «черту отчуждения» между христианством и коммунизмом. Но в целом эта область остается открытой для духовно-интеллектуального осмысления, и полноценное общественно-идеологическое понимание данного вопроса еще впереди. Основная проблема – барьер недоверия к самой постановке вопроса. Надо смелее переходить этот барьер: чем быстрее мы это сделаем, тем скорее увидим возможность Будущего.
Как же выйти на новые рубежи? Как реализовать огромный духовный потенциал Православия и цивилизационный потенциал Коммунизма в политическом пространстве новой истории? Есть ли для этого объективные предпосылки? Могут ли совпадать исторические цели Православия и Коммунизма? И может ли Коммунизм вообще претендовать на возвращение в реальную историю?
Во-первых, для начала твердо сформулируем одну мысль: то, что сегодня в России ослабла Коммунистическая партия, не значит, что ослабла, или тем более умерла, Коммунистическая идея. Идеи не умирают. Однажды проявившись в человеческом сознании, в человеческой истории, они уже не исчезают, но становятся новым словом человеческого самопознания, ступенью становления человеческой цивилизации. И дальше они могут лишь развиваться и трансформироваться – от первоначальной формы до следующей, более адекватной историческому процессу. Жизнь идеи в истории это и есть ее непрерывная трансформация, ибо сама идея – творит историю, а история, как опыт, раскрывает идею. (Для примера можно рассмотреть идею личности человека, христианскую идею, идеи нации, государства, коммунизма и т.д.)
Проблема современных коммунистов в том и состоит, что коммунистическая идея в их интерпретации жестко догматизирована в рамках классического марксизма-ленинизма, в то время как история настоятельно требует ее нового прочтения. Сугубо материалистический этап построения Коммунизма, вполне органичный эпохе научного позитивизма XX века, историей окончательно отработан. Наука уже ничего не может прибавить к пониманию коммунизма в плане его дальнейшего развития, поэтому он как политическая теория и остановился на полпути. Дальнейшее продвижение идеи Коммунизма в истории подразумевает ее новое, более универсальное научно-религиозное понимание: более емкое, и в то же время более фундаментальное – углубляющее ее теоретические основания до уровня религиозной онтологии, христианской антропологии и духовности. Это тот мировоззренческий резерв, который способен вновь поднять идею Коммунизма на стратегический уровень актуальной истории, задать ей новое цивилизационное измерение, тем самым сделать идеологическим знаменем Будущего
Теоретическое расширение классической научной теории Коммунизма новой религиозно-христианской онтологией не имеет под собой принципиального противоречия. Одно другому не мешает, а наоборот, дополняет. По существу это всего лишь полная реализация одной из известных «заповедей» Ленина о том, что настоящим коммунистом можно стать лишь при условии «освоения всех тех богатств, которое выработало человечество». Очевидно, что если быть интеллектуально честным и до конца последовательным, то в число «богатств человечества» без сомнения должно быть включено и религиозное мировоззрение, фактически тысячелетия определявшее культурное развитие человеческой цивилизации, – а не только рациональное знание научного позитивизма, заявившего себя в качестве единственно верного лишь в последние два столетия.
По своему существу это качественно разные, но взаимодополняющие сферы человеческого мышления, миропонимания и самопознания, не способные в одиночку обеспечить адекватную ориентацию и деятельность человека в реальном мире. Человек духовное и рациональное существо одновременно. Только правильный баланс духовного и рационального определяет гармонию, целостность и глубину человеческой жизни. Всякое уклонение в ту или иную сторону чревато «ломкой дров», причем, как в личной, так и в общественной жизни (примеров в истории предостаточно). Это связано с самим принципом мироустройства, где духовное и материальное глубоко и парадоксально связано; поэтому полноценное постижение этого мироустройства требует полного набора гносеологического инструментария. Гносеологические достоинства духовного и рационального мировоззрения методологически противоположны, но именно поэтому только их совместное сочетание создает объемный эффект гармоничного и исчерпывающего миропонимания:
Рациональное – линейно и дискретно; духовное – объемно и целостно.
Рациональное – нейтрально и приземлено; духовное – эмоционально и возвышенно.
Рациональное – предметно и прагматично; духовное – отвлеченно и идеологично.
Рациональное – научно; духовное – религиозно.
Человеческое самопознание, миропонимание, и в конечном итоге развитие человеческой цивилизации, невозможно без гармоничного баланса этих двух фундаментальных антропологических свойств человеческого мышления, отражающих само его духовно-телесное существо как «образ и подобие Божие». Поэтому утрата великих духовных ценностей, выработанных именно в формате религиозного знания (чем явно страдает современное человечество), чревата катастрофическими последствиями.
Коммунизм, как он формировался и развивался до настоящего времени, был по своей методологии именно рациональным проектом, всецело вышедшим из эпохи Просвещения, несмотря на то, что в его идеологической основе лежала, принятая как эстафета, духовная идея братства и справедливости, выпестованная христианством . Эта идея не выводится в марксизме тем или иным рациональным способом (это по существу невозможно), а просто принимается как исходная духовно-социальная аксиома, на которой строится рациональное здание коммунизма. Для начала этого было достаточно, но для окончания оказалось катастрофически мало. Пока идея социальной справедливости, по словам Н.Бердяева поддерживалась христианским духом, самоотверженное служение идее коммунизма было возможным, но как только силы христианского духа в душах русских людей иссякли «осуществление коммунизма сделалось невозможным». Духовное содержание идеи человеческого братства, и вытекающей из нее идеи социальной справедливости, готовность идти на самоотверженные жертвы ради этих идей, в силу атеистической политики советского коммунизма оказалось полностью утраченным, и рациональное научное знание здесь уже ничем не могло помочь. Окончательно победил «тип шкурника, думающего только о своих интересах». Сегодня мы стоим перед обратной задачей – вновь вернуть идее социальной справедливости высокий духовный смысл, поднять ее значение до уровня христианского императива, и тем самым отмобилизовать два важнейших идеологических процесса: социальную актуализацию Православия и духовное обновление Коммунизма.
Духовное не антагонистично рациональному, а взаимно-дополняемо. Поэтому в процессе «христианизации коммунизма» базовые рационально обоснованные наработки теории и практики Коммунизма не отменяются, но лишь наполняются обновленным духовным содержанием, задающим самой теории Коммунизма более фундаментальную мировоззренческую перспективу и устойчивость. Христианство преисполнено духовным содержанием, и надо лишь открыть шлюзы духовных смыслов в сторону христианского оправдания коммунизма, чтобы восстановить баланс духовного и рационального в коммунистической идее
На этом эвристическом духовно-социальном переходе для христианской мысли очень много работы. Все основные классические категории «научного коммунизма» (такие как труд, прибыль, капитализм, эксплуатация, социализм и т.д.) должны быть переосмыслены с позиций христианской антропологии, сотериологии и историософии. А сама коммунистическая идея, в ее исходном евангельском смысле, должна быть оправдана в качестве христианского социального идеала Будущего. Так, чтобы идея Коммунизма была поставлена и понята как христианская задача, как потребность религиозного духа.
Если посмотреть на подобную перспективу с отвлеченной культурологической точки зрения, то данный радикальный переход религиозного духа в пространство социально-политической реальности может трактоваться как явление «религиозной Реформации», переводящей энергию религиозного пафоса в новые формы социально-экономического устройства общества. Подобное самовыражение религиозного духа во внешнем относительно Церкви социальном пространстве уже произошло когда-то в Западном христианстве, путем протестантской Реформации предопределившее становление европейского буржуазного общества. Подобный же качественный переход религиозного в социальное должен произойти и в русле Православной традиции, если она претендует на собственное слово в современной истории. И именно коммунистическая модель этого перехода должна еще раз выразить глубокое духовно-мировоззренческое отличие русской цивилизации от западной
В такой «религиозно-реформаторской» социальной перспективе нет ничего фантастического. Мы приняли христианство на тысячу лет позднее Запада, и все религиозно-культурологические процессы идут у нас с запозданием и по своим собственным ритмам. Тысячелетнее историческое смещение в становлении русской православной цивилизации говорит в первую очередь о ее молодости, об особом историческом статусе – «последние станут первыми»; т.е. о способности открыть новую страницу в христианской истории. Поэтому нет ничего странного в том, что религиозно-социальная Реформация должна произойти в России в XXI веке. Наоборот, это открывает для нас несоизмеримо более широкие цивилизационные горизонты, так как происходит она на совершенно ином мировоззренческом, социальном и историческом фоне. И именно поэтому она способна предложить застоявшейся мировой истории совершенно новую цивилизационную парадигму и открыть в ней Новую эпоху!
Словосочетание «религиозная Реформация» для православного читателя может показаться подозрительным, т.к. само понятие «реформация» в церковном сознании носит скорее негативный характер, подразумевающий в первую очередь радикальные церковные реформы, как это было в случае с протестантизмом средневековья. Здесь надо сразу оговориться и подчеркнуть, что в нашем случае понятие «религиозная Реформация» (как модель религиозно-социальной трансформации) подразумевает совсем иное, и отражает исключительно культурологический аспект Реформации в ее социально-идеологическом проявлении, не затрагивающем ни в малой степени канонический строй Православной церкви. В последнем нет никакой необходимости. Наоборот, чем тверже Православная церковь будет стоять на фундаменте святоотеческой традиции, тем более твердо и убедительно будет звучать для общества ее социальное слово. Реформаторство в традиционно протестантском стиле грозит Церкви совсем с другой стороны – в следовании за духом «мира сего», в обслуживании его либеральных потребностей, в принятии по существу «протестантского» современного социально-экономического устройства.
Ко всему вышесказанному остается только добавить, что первый этап перехода в Новое историческое пространство в России уже состоялся – и назад пути нет. Фактически русская «религиозная Реформация» уже произошла в начале XX века под видом Октябрьской социалистической Революции – но она не осознала себя как таковая! В этом наша проблема. В условиях инерции Модерна с его культом прогресса, господством материализма и научного позитивизма, «русская Реформация» просто оторвалась от христианства в самой радикальной форме, потеряв свое сокровенное содержание и смысл. Необходимо восстановить духовно-историческую справедливость и завершить логику Великого эволюционного перехода: дополнить существо Коммунистической революции смыслами Христианской реформации. Только так мы восстановим стратегическое направление русской истории!
Принципиальная и ведущая роль в этом переходе принадлежит христианской мысли. Именно здесь должна произойти настоящая «духовная революция». Современное возрождение Православия на основе «репринтного переиздания» дореволюционной позиции Церкви по социальному вопросу не может быть признано исторически адекватным. Отсюда эфемерность присутствия Церкви в сегодняшней жизни, беспомощность ее духовной миссии, не подлинность ее отношений с властью и обществом.
Христианская идея, как «Путь, Истина и Жизнь», сегодня практически не стыкуется с социальной реальностью, не входит в зацепление с механизмом истории – уводит из истории, а не формирует ее. Мир капитализма неумолимо поглощает христианскую идею, вытесняет ее на периферию общественной жизни, в катакомбы духовного молчания. В мире правит мамона, а христианство не может и даже не пытается ничего этому противопоставить, словно между миром и христианством есть некий «мирный договор» о невмешательстве во внутренние дела друг друга. Но это в корне неверно. Мир ждет христианского преображения, и христианство должно прийти в мир как преображающая социально-мировоззренческая Истина – «Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был через Него» (Ин.3-17). Как это может произойти, если христианство теряет контакт с реальностью и плетется в хвосте истории?
Поэтому главная проблема и задача для Православия на сегодня – это возвращение в «плотные слои» исторической реальности, попадание в ее актуальное социальное пространство, в его культуру, идеологию и политику. Выбор для Православия невелик: либо и дальше довольствоваться сомнительным комфортом добровольной «духовной резервации»; либо решительно вмешаться в мировоззренческие битвы современности на уровне актуальной философии, социологии и политологии. Либо и дальше оставаться декоративным прикрытием исторически ложной кремлевской власти, – либо заявить свой христианский проект выхода из российского кризиса. В последнем случае Православию придется более четко определиться в современном политическом и идеологическом пространстве.
И можно не сомневаться, как только христианская мысль всерьез поставит для себя современные социальные, политические и идеологические вопросы, принципы коммунистической идеи, опыт и формы советского социализма станут той базовой социально-политической матрицей, на которой активное христианское сознание начнет свое новое общественно-историческое становление. Ибо любые попытки христианской ориентации на социально-экономические формы капитализма (в его российском и глобальном масштабе) обречены на провал. Лишь искусственное дистанцирование христианской мысли от современной капиталистической социально-экономической действительности, прикрытое на «высшем политическом уровне» благодушной церковно-государственной «симфонией», сдерживают разоблачение современного капитализма как воплощенного антихристианства.
Понятно, что инерция сегодняшнего состояния церковного сознания велика, и вряд ли решительный положительный разворот христианской мысли в сторону Коммунистической идеи произойдет быстро. Но время работает именно в эту сторону, и поэтому в будущее можно смотреть со сдержанным оптимизмом.
Единство несоединимого или диалектический материализм наших дней. В последние годы, когда у людей возрождается религиозное чувство и многие атеисты приходят к вере, нередко приходится слышать, что у христианства и коммунизма одни и те же идеалы. Вместе с тем, все заповеди христианства и догмы коммунизма абсолютно антагонистичны: "Не укради" - "Экспроприация экспроприаторов" ; "Не убий" - "Бей буржуев" ; "Молитесь за врагов своих" - "Если враг не сдается - его уничтожают" ; - и так при всех сравнениях. Между тем, в нынешние времена великой социальной несправедливости и обмана массовое сознание тоскует по уравниловке, а многим униженным российским гражданам хочется верить мифу о том, что Христос и Маркс пришли на землю для защиты униженных и обездоленных - "последних". Для них коммунистическая риторика - это единственно известный им язык, ибо всякий другой десятилетиями был недоступен. Для них советское прошлое - это социальная справедливость, а красный флаг - символ разрушенной и попранной родины. И потому причудливо соединяется в сознании людей дореволюционные и советские понятия, православные и коммунистические образы.Поэтому современный неокоммунизм нечто совершенно иное, чем коммунизм классический. Но это не означает, что и собственно коммунизм становится другим. Идя на встречу массам, но, преследуя свои цели, сегодняшние партийные идеологи пытаются предать забвению людоедское прошлое коммунизма, для чего придают этой идеологии не свойственный ей человеколюбивый характер. Оттого все чаще можно услышать, что христианство и коммунизм чуть ли ни одной природы.
Таким образом, низы не способны в нынешнее смутное время на иное мировоззрение, коммунистическим же верхам иного и не нужно. Жизнь нередко соединяет несоединимое. Понятно, когда о близости коммунистических и христианских идеалов говорят люди, которые ничего не знают о религии. Менее понятно другое: как некоторые православные мыслители, церковные и общественные деятели тоже поддаются этому соблазну, - уже забыли уроки коммунизма?
"С чего начать?" - или что подменяет коммунизм? Прежде всего, можно заметить, как рьяно стремилась идеология коммунизма подменить собою религию, обратиться в нее, подобно старой колдунье в прекрасную девицу, перенять ее форму. Борясь с религией как "превратным мировоззрением" (К.Маркс), коммунизм принимает ложнорелигиозное обличье. Его идеология претендует на собственную версию сотворения мира и происхождения человека (дарвинизм). В основе ее лежит вероучение со своего рода "священным писанием", с "догматами" и "заповедями". В ней свое учение о пути "спасения" и "мученики веры". Она выдвигает, в конце концов, своего "спасителя", который, в отличие от истинного Спасителя, не сам идет на жертву, а посылает на смерть миллионы людей. Социалистическая псевдорелигия, профанируя священные образы, насаждает свои "догматы", "культ", "обряд", свои церемониальные действия (парады, демонстрации, собрания, пение "Интернационала"); строит и культово оформляет "храмы" (дворцы советов, съездов, клубы, красные уголки с портретами Ленина - пародирование красного угла с иконами в русских избах); возводит гробницы (мавзолеи), подменяет мощи святых мумиями вождей (хотя, с последовательно атеистических и материалистических позиций невозможно объяснить поклонение праху вождя).
Коммунистические демонстрации пародируют христианский крестный ход, со своими "хоругвями" (транспарантами, знаменами), портретами "святых" (вождей). В вожде социализма персонифицируются качества верховного жреца, а то и человекобога (Сталин). Существуют коммунистические "священные писания" (произведения вождей и теоретиков, постановления партии) и каста их толкователей. Многие идеологические лозунги являются своего рода молитвенными заклинаниями: именем революции, без Ленина по ленинскому пути, священная ненависть. Коммунистический голубь мира замещает образ Духа Святого, изображающегося в иконописи в образе голубя: "...И се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него" (Мф.3,16). Культово-обрядовая сторона социализма инициируется коммунистической антибытийной мистикой.
Сакрализуются некоторые гражданские праздники, профанируя религиозные. Так главный советский праздник - день первой в мире социалистической революции (7-е ноября) был нацелен на замещение Рождества Христова. По существу седьмого ноября отмечалось рождение социального антихриста - первое всецелое воплощение идеологии небытия. Демонстрация трудящихся в этот день должна была символизировать и стимулировать преданность духу социалистического рождества, военный парад - заявлять об отмобилизованной мощи для защиты первого плацдарма. 1 мая - Международный день солидарности трудящихся - подражал Воскресению Господню, Пасхе. Это эсхатологический (конечный, запредельный) праздник грядущего всемирного торжества коммунизма. Демонстрация в этот день свидетельствовала о сплоченности товарищей в антихристе (трудящихся всего мира) в борьбе за полное и окончательное утверждение коммунизма во всем мире. Военный парад должен был показывать мощь и готовность использовать эту сплоченность для всемирной экспансии. Это разоблачало агрессивные притязания коммунистического режима, поэтому в последние годы в СССР отказались от военного парада 1 Мая.
Какую же цель преследовала эта вселенская подмена? Какую сверхзадачу камуфлировал этот глобальный обман? Слова Спасителя о дьяволе ("...он лжец и отец лжи" /Ин.8,44/) можно отнести и к коммунистической идеологии как форме мирового зла. Ибо цели их совпадают - окончательная гибель человека. Но поскольку человечество, естественно, не может согласиться на собственную гибель, его нужно заманить, обратить болотные огни в путеводные светила. Но эта эзотерическая - тайная цель, как правило, скрывается и экзальтированно скандируется в состояниях идеологической одержимости: "и как один умрем в борьбе за это" . Так как идеология материалистического атеизма направлена на глобальные фикции, то ее окончательной целью, тем, что скрывается за всеми явными целями, оказывается небытие как таковое.
"Что делать?" - или что уничтожает коммунизм? Cегодня распространено мнение, что идея коммунизма прекрасна, но в процессе реализации она была извращена. Между тем история человечества не знает большего согласия между теорией и практикой, чем в странах с коммунистическим режимом. Тип государства, неизменные многомиллионные жертвы, классовое неравенство, но главное - невиданные гонения на верующих, разрушение религиозного и построение атеистического уклада жизни, - все это результаты скрупулезного следования букве идеологии. Произведения классиков марксизма-ленинизма преисполнены инфернальной ненависти к Богу, к религии, агрессии к Церкви. Для удостоверения в этом достаточно заглянуть в сборник "Маркс, Энгельс, Ленин о религии". Таким образом, непредвзятый анализ коммунистической доктрины убеждает в том, что эта идеология не только предельно атеистична, но и является теоретическим обоснованием тотального богоборчества. Поскольку христианство есть высшее откровение личности - явление личности Божественной в личности человеческой, и откровение церковной соборности людей, - то коммунизм, нацеленный на разрушение оснований бытия и божественных основ личности, является радикальным антихристианством.
Прежде всего, христианство и коммунизм непримиримы в главном - в концепции происхождения человека. Христианство утверждает богоподобие человека как высшую, ни к чему не сводимую ценность в этом мире. Только к имеющему образ и подобие Божие человеку могут быть обращены слова: "...Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим... возлюби ближнего твоего, как самого себя..." (Мф.22,37-39). Как писал Н.А.Бердяев, "Бог глубже во мне, чем я сам" . Истинный антропоцентризм возможен только в теоцентризме. Откровение христианства о человеке одарило его невиданными силами и связано с упованием на его высокую миссию в мире. Бог создал человека по Своему образу и подобию. За то, как человек провел земную жизнь, он должен будет ответить перед Господом в свой смертный час. Верой и добрыми делами человек спасается, наследует жизнь вечную и Царство Небесное. То, что человек есть образ и подобие Божие, означает, что человек - неповторимая, свободная личность, обладающая созидательной волей, способная к духовному совершенствованию.
Отказываясь от Бога, человек отвергает свою сущность. Концепция человека - его происхождение, природа, назначение, - и была извращена атеистической идеологией, утверждающей, что человек - результат эволюции обезьяны. В человеке отрицалось главное: небесное происхождение, вечная душа, свободная воля, вселенская ответственность и возможность спасения. И это безбожное, униженное, обездушенное существо объявлялось царем природы. Доминанта социализма - богоборческий титанизм, скрытая или явная одержимость борьбой с творением Божиим и с Самим Творцом. Поэтому социалистическая идеология направлена на разрушение религии - связи человека с Богом, основы человеческого существования. "Социализм есть не только рабочий вопрос или так называемого четвертого сословия, но по преимуществу есть атеистический вопрос, вопрос совершенного воплощения атеизма, вопрос Вавилонской башни, строящейся именно без Бога, не для достижения небес с земли, а сведения небес на землю" (Ф.М.Достоевский). Основоположники коммунистической идеологии никогда не скрывали намерения по отношению к религии: "Борьба с ним (христианским миропорядком)... в конце концов, является нашим единственным насущным делом" (Ф.Энгельс).
Внутренний пафос социализма - антидуховность. Социализм объявляет войну духу, утверждая первичность материи. При последовательно материалистической установке человек духовно деградирует, в нем разнуздываются плотские страсти и стихии.
Социализм стремится к полному усреднению качественного многообразия жизни, к уничтожению человеческой индивидуальности, личности как искры Божией. "Социалистическая идеология стремится редуцировать человеческую личность к ее самым примитивным, низшим слоям и в каждую эпоху опирается в этом на наиболее радикальную "критику человека", созданную в то время" (И.Р.Шафаревич).
Тоталитарная социалистическая идеология отрицает свободу человека, превращая его в "винтик" социальной машины. Когда свобода сводится к осознанной необходимости, человек должен сознательно отказаться от свободы, отдаться механистической необходимости, "закону" революционной целесообразности.
"...Бог есть любовь" (1Ин.4,8), и Бог ждет от свободного человека свободной любви. "Способ осуществления единства во Христе, для созидания Тела Его, есть любовь" (прот.Александр Шмеман). В христианстве любовь - основной бытийный импульс личности. Социал-коммунизм культивирует ненависть и всеобщую вражду - классовую борьбу, праведный гнев и т.п. Социализм разрушает религиозно-нравственные основы семьи, на ранних этапах открыто отрицая ее, на поздних - превращая в ячейку общественного улья.
Социализм запрещает частную собственность, которая является формой индивидуальной связи человека с космосом (существами, предметами, землей). Это делает неэффективным народное хозяйство и разрушает его, ибо хозяйственная активность призвана реализовывать религиозное назначение человека как хозяина и устроителя земного порядка. Тоталитарная милитаристическая экономика необходима коммунистическому режиму для мобилизации всех ресурсов общества на экспансию коммунистического образа жизни.
Предельная цель социализма - разрушение Церкви Божией - Богом установленного общества верующих во Христа, соединенного словом Божиим, священноначалием и Таинствами, под невидимым управлением Самого Господа и Духа Божия, для вечной жизни и спасения. Истинному обществу, братству в любви социализм противопоставляет товарищество в ненависти и лжи. Социализм обрубает в человеке связь с вечностью, вытравливает память о вечной жизни. Христос - Глава Церкви, а Церковь - Его Тело. Жизнь в Церкви есть созидание Тела Христова. Истинного Главу социализм подменяет антихристом, а Град Божий - утопией. Экклесия - Церковь - означает "собрание всех вместе в единство" (св.Кирилл Иерусалимский). "Это есть единство людей во Христе с Богом и единство людей во Христе между собой" (свящ.Александр Шмеман). "Церковь есть единство не только в том смысле, что она одна и единственна, она есть единство, прежде всего, потому, что сама ее сущность заключается в воссоединении разделенного и раздробленного человеческого рода" (Г.В.Флоровский). "Церковь есть подобие бытия Святой Троицы, подобие, в котором многие становятся одним" (митр.Антоний (Блум)). А социализм воплощает силы раздора, разлада, разъединения, распадения всего в ничто. Он противоположен всем бытийным, мистическим силам, созидающим истинную человеческую общность - соборность, Церковь. Восстание на Церковь есть восстание на единство, святость, соборность, преемственность и истинную иерархичность жизни.
В конечном итоге социализм направлен на разрушение тех реальностей, которые созидаются христианством. Обращаясь к социалистам, Николай Бердяев писал: "Гибель личности человеческой должна окончательно завершиться в вашем человеческом коллективе, в котором погибнут все реальности, в вашем грядущем муравейнике, этом страшном Левиафане... Ваш коллектив есть лжереальность, которая должна восстать на месте гибели всех подлинных реальностей, реальности личности, реальности нации, реальности Церкви, реальности человечества, реальности космоса, реальности Бога. Поистине всякая реальность есть личность и имеет живую душу - и человек, и нация, и человечество, и космос, и Церковь, и Бог. Никакая личность в иерархии личностей не уничтожается и не губит никакой личности, но восполняет и обогащает. Все реальности входят в конкретное всеединство. Ваш же безличный коллектив, лишенный души, оторванный от онтологической основы, несет в себе смерть всякому личному бытию. И потому торжество его было бы торжеством духа небытия, победой ничто" .
Коммунистом хочешь быть - атеистом быть обязан. Марксистский коммунизм как самая радикальная богоборческая идеология атеистичен и материалистичен по существу, последовательно и принципиально. Атеизм и материализм являются неотъемлемой сущностью, источником энергии и целеполагания коммунизма. Невозможно, отказавшись от атеизма, оставаться коммунистом.
Атеистический коммунизм призывает к строительству светлого будущего здесь - на земле. Этой цели должна быть подчинена вся жизнь всех поколений строителей коммунизма. Победа коммунизма и нужды строительства светлого будущего оказываются высшими критериями мысли и жизни. Это значит, что человеческая энергия должна сосредоточиться на глобальном проекте земного переустройства, завершение которого выносится в неопределенное будущее. Но, чтобы сконцентрировать силы человечества на исторической горизонтали, требуется разрушить духовную вертикаль, соединяющую душу человека с небом и вечностью. Атеизм и служит тому, чтобы сбить усилия духовного подъема человечества. Чтобы компенсировать потерю духовных ценностей и заменить их на приземленные идеалы, необходим материализм.
Атеистическая материалистическая идеология не отрицает той религиозной истины, что смысл человеческой жизни - за пределами жизни. Но заменяет этот смысл на противоположный: цель жизни каждого человека "опускается" из вечности в светлое будущее мировой истории.
Непредвзятый анализ этой догмы показывает ее полное самообессмысливание. Об этом свидетельствуют некоторые фундаментальные противоречия коммунистической идеологии.
1. Жизнь каждого человека абсолютно конечна. Вечная душа - иллюзия, тело - тленно, человек после смерти не имеет никакого бытия. Поэтому каждого индивидуума за пределами его жизни ничто ни с чем и ни с кем не связывает. Однако эта конкретная жизнь должна быть полностью подчинена тому абстрактному, к чему она не имеет никакого отношения: жизни бесконечно далеких будущих поколений. Каждое отдельно взятое поколение по существу играет роль "удобрения" для взращивания счастливых поколений, которые будут жить при коммунизме. Но так как все люди, по смыслу этой доктрины, нумерически равнозначны - все прейдут в прах без остатка, - непонятно: по каким критериям одни люди, должны служить другим, одни поколения должны быть принесены в жертву другим. Таким образом, "для чего мне тогда жить хорошо, делать добро, если я умру на земле совсем? Без бессмертия-то ведь все дело в том, чтоб только достигнуть мой срок, и там хоть все гори. А если так, то почему мне (если я только надеюсь на мою ловкость и ум, чтоб не попасться закону) и не зарезать другого, не ограбить, не обворовать, или почему мне, если уж не резать, так прямо не жить на счет других, в одну свою утробу? Ведь я умру, и все умрет, ничего не будет!" (Ф.М.Достоевский).
2. Более того, диалектический материализм утверждает, что и человечество, и мир в целом абсолютно конечны. Вселенная представляет собой вечный "круговорот, в котором каждая конечная форма существования материи - безразлично, солнце или туманность, отдельное животное или животный вид, химическое соединение или разложение - одинаково преходяща и в которой ничто не вечно, кроме вечно изменяющейся материи и законов ее движения и изменения" (Ф.Энгельс "Диалектика природы"). Конечная катастрофа, которая, как уверяет Энгельс, "с железной необходимостью... истребит на Земле свой высший цвет - мыслящий дух" - превратит все достижения человечества в небытие. Но этим обессмысливаются все усилия всех поколений строителей коммунизма. Таким образом, то светлое будущее, ради которого человечество приносит кровавые жертвы в революциях, классовой борьбе, перековке, строительстве, перестройке, есть чистая иллюзия. Вселенная оказывается бесконечным клокотанием хаоса, а горение истории человечества оправдывается только яркой вспышкой в конце ее - перед наступлением полного и окончательного мрака.
3. В идее "атеистического будущего" заложено принципиальное противоречие. С одной стороны, оно должно быть завершено, чтобы цель была достигнута, чтобы был подвигающий итог. С другой же - время никогда не может завершиться, ибо цель не должна исчезнуть, чтобы продолжалось бесконечное поступательное движение ("наш бог - бег" - Маяковский). Получается, что "атеистическое будущее" одновременно должно и завершиться, и не завершиться. Этим в атеистическом мировоззрении размывается понятие исторического времени, ибо оно может иметь смысл только внутри вечности. Во избежание осознания этого противоречия оно прикрывается таким противоречивым представлением о вечности, которое можно назвать "неопределенной длительностью". Причем не-вечность времени маскируется.
4. Несостоятелен во всех отношениях фундамент атеистической морали, ибо он логически совершенно противоречив:
- система морали состоит из неких норм, общезначимых и общеобязательных нравственных предписаний, имеющих вследствие этого объективный характер, исходящих из незыблемого вечного авторитета;
- нормы - общеобязательные установления морали - не могут являться чем-то материальным по определению;
- значит, мораль как таковая может иметь только объективный и духовный характер;
- но именно объективная духовность начисто отрицается материалистическим атеизмом, который допускает лишь субъективную духовность в нашей голове.
Отсюда ясно, что в атеистическом материалистическом мировоззрении нет и не может быть системы объективной нравственности. Эта идеология аморальна не только по своим результатам, но и по исходным принципам. Очевидно, что "Без веры в свою душу и в ее бессмертие бытие человека неестественно, немыслимо и невыносимо... Нет добродетели, если нет бессмертия... Если нет Бога и бессмертия души, то не может быть и любви к человечеству" (Ф.М.Достоевский). Поскольку для нравственности нет никаких оснований, то "друг человечества с шатостию нравственных оснований есть людоед человечества, не говоря о его тщеславии; ибо оскорбите тщеславие которого-нибудь из сих бесчисленных друзей человечества, и он тотчас же готов зажечь мир с четырех концов из мелкого мщения" (Ф.М.Достоевский).
Против этого можно возражать только с позиций нематериалистических, что и делает атеизм. Но это значит, что, прикрывая одно, он обнажает другое: беря на вооружение нематериалистические аргументы, атеизм опровергает себя. Подобную попытку самоутверждения самоопровержением и представляет собой диалектический материализм - единство несоединимого. Ибо возможна только диалектика идей, смыслов, законов, природа которых не может быть материальной, если даже это будут законы материального мира. В материи самой по себе не может быть диалектики, а диалектика не может быть по природе материальной.
5. Если разрушить духовные ориентиры, благодаря которым человечество тысячелетиями себя созидало, и заменить их на противоположные, то по логике вещей эта подмена должна привести к разрушению достигнутого. Этот закон невозможности земного благоустроения при богоборчестве подтвердился практически во всех без исключения случаях воплощения коммунистической атеистической идеологии. Ни одна страна не стала богаче ни духовно, ни материально после внедрения системы государственного атеизма и материализма, но все они во многом откатились назад. Во всех странах при захвате их силами атеистической идеологии было уничтожено невиданное количество людей и нанесены огромные разрушения. Это и теоретически и практически доказывает: и материальное процветание недостижимо при абсолютном сосредоточии на борьбе за материальное процветание. Без высших ориентиров, без религии человеческое общество не способно даже на значительные достижения в материальной цивилизации.
Таким образом, коммунистический идеал светлого будущего на земле не только обессмысливается фактом неизбежной полной гибели всех его достижений, но и недостижим по существу. Он представляет собой не только глобальную иллюзию - то, что само по себе существует, но принципиально недостижимо, но и полную фикцию - то, чего никогда нигде не было и быть не может по природе вещей.
Логическую несостоятельность коммунистической атеистической идеологии можно обнаружить во всех ее сферах. Поэтому идеология так меняет психологию человека, чтобы критическое ее рассмотрение стало невозможным. В идеальном случае догмы идеологии должны стать предметом бессознательной веры. В худшем случае обнажающие критические вопросы вытесняются из поля зрения. Противоречия идеологии выпадают из сферы интереса идеологов. Любые указания на фундаментальные противоречия кончаются тем, что теоретики стремятся перевести взор на "спасительные" догмы, требующие слепой веры, а не понимания. Ибо полное самоосознание идеологической доктрины неизбежно приведет к ее самоотрицанию.
Осознание смысла разоблачает бессмыслицу. Но последовательность мысли требует мужества выбора и поступка, понять - значит изменить свое отношение к господствующим представлениям, изменить образ жизни. Но именно это не способны совершить верные - жрецы атеизма, ибо служили ему по большей части не по совести, а за чечевичную похлебку.
Чтобы скрыть то, что скрыть невозможно, и в то же время создать для человека возможность самооправдания, идеологическая система внедряет психологию двоемыслия. Человек знает, но как бы не замечает проблемы. Он не может не знать, но не хочет знать. Синдром идеологического двоемыслия глубоко исследован Достоевским, Оруэллом, Кестлером.
Большинство противоречий в идеологическом мировоззрении носит не теоретический, а экзистенциальный характер. Они не только структурируют идеологическую систему, но и складываются в организующие принципы жизни общества. Коммунизм можно и не ловить на противоречиях, ибо нелогичность, непоследовательность и, в конечном счете, ложь и бессмысленность являются фундаментом его мировоззренческой концепции. Атеистическая материалистическая идеология не может быть не противоречивой, ибо она является единством того, что отрицается, и самого отрицания. Так, например, материалисты-атеисты не могут требовать аморальности впрямую, открыто и до конца отрицать нравственность как идеальные общеобязательные нормы, хотя именно такое отрицание и заложено в их мировоззрении. Пафосом борьбы за торжество идеи атеизма и материализма идеология подрубает собственные корни. Материалисты фактом борьбы за абсолютный для них идеал отрицают материалистическую картину мира.
Атеисты не могут быть полными атеистами, так как последовательная логика их доктрины требует от них самоистребления. Как было сказано, цель и смысл жизни в атеистической картине мира полностью иллюзорны и фиктивны. Осознание того, что эволюция мироздания, история цивилизации, судьба каждого человека совершенно обессмысливаются фактом полной и окончательной гибели всего и вся, - должно было бы привести атеиста к убеждению в бессмысленности собственной жизни и напряженной борьбы за некие "идеалы".
Чем же оправдать свое существование, если итоги его совершенно бессмысленны?! Логика этого героического пессимизма в конечном итоге должна была бы привести к необходимости самоубийства. Но атеисты, естественно, не имеют мужества до конца осознать и утверждать в собственной жизни железные выводы атеистической материалистической догмы. Предельный атеизм есть отсутствие бытия - смерть. Но сам факт существования атеиста есть отрицание атеизма как такового.
Жизнь человека является первейшим доказательством бытия Божия. Ибо жизнь есть ежечасное прорастание смысла и постоянное утверждение идеала. Иначе ради чего бы мы ежедневно делали то, что делаем: выполняем свои обязанности, стремимся к чему-то, боремся? Всякий смысл возможен, только если есть итоговый Смысл, а не прах и пепел. Атеизму не-атеизма нужно ровно настолько, чтобы человек оставался в реальности как проводник небытия. Но невозможность для человека полного отъединения от бытия делает возможной борьбу за его душу. Всякий богоборец в неисповедимой глубине души соединен с Творцом бытия, с Которым он борется, и эта связь являет потенцию освобождения и возрождения.
"Какой дорогой идете, товарищи?" - или куда тянет коммунизм? Так как идеология светлого будущего стремится направить человечество на фиктивные цели, то атеизм необходим ей и для того, чтобы лишить сознание человека духовной вертикали, с высоты которой может быть обнаружен этот грандиозный обман и самообман. Для иллюстрации этого, вслед за И.Р.Шафаревичем, процитируем выдающееся по своей обнаженности высказывание одного из идеологов постреволюционного атеистического искусства А.К.Гастева: "Мы не будем рваться в эти жалкие выси, которые зовутся небом. Небо - создание праздных, лежачих, ленивых и робких людей. Риньтесь вниз!.. Мы войдем в землю тысячами, мы войдем туда миллионами, мы войдем океаном людей! Но оттуда не выйдем, не выйдем уже никогда" .
Материализм нужен идеологии, чтобы дать человеку замену того, что отбирает у него атеизм: вместо высших духовных ценностей - фикцию материального процветания. Но утверждение фикции в качестве идеала требует перманентного обмана и самообмана. Отсюда чем больше в обществе атеизма и материализма, тем больше оно вынуждено требовать атеизма и материализма. Ибо каждый следующий шаг к конечной фикции - пропасти небытия - требует все большего ослепления.
Атеизм необходим идеологии и потому, что только с атеистических позиций можно оправдать террор и гипнотизировать общество террором. "Если Бога нет - то все позволено" (Ф.М.Достоевский) и все оправдывается нуждами революции. И не потому только, что нет Божьего наказания, но нет и Создателя, Источника добра, нет абсолютных критериев добра и зла. Достоевский устами старца Зосимы в романе "Братья Карамазовы" говорит о "диалектике" атеистического социализма: "Мыслят устроиться справедливо, но отвергнув Христа, кончат тем, что зальют мир кровью, ибо кровь зовет кровь, а извлекающий меч погибает мечом. И если бы не обетование Христово, то так и истребили бы друг друга даже до последних двух человек на земле" . При отрицании вечной жизни обесценивается и земная человеческая жизнь. Атеизм стремится лишить человека упования на вечность, чтобы можно было терроризировать его возможностью отнять все, чем он обладает, - земную жизнь. Лишенный ощущения вечности, веры в бессмертие души, человек судорожно цепляется за жизнь, ради ее сохранения готов идти на любую подлость. Жизнь превращается в мерзость, если нет ценностей выше земной жизни.
Таким образом, религия и Церковь ведут человечество к спасению, ориентируя на вечные ценности, в свете их давая осмысление всему и жизни в целом. Атеистическая материалистическая идеология отвергает надмирный смысл и погружает человечество во мрак. Ее цели и идеалы имманентны материальному космосу, чем отрицается смысл идеала как такового (природа которого не может быть материальной) и обессмысливается положительное содержание жизни (фактом полной и окончательной гибели человека, человечества, мироздания в целом). Как вечное адское прозябание на земле, как бесконечное обустраивание материального мира представляют коммуноидеологи смысл жизни.
Так как идеология материалистического атеизма направлена на подмену истины глобальными фикциями, то ее окончательной целью, тем, что скрывается за всеми явными целями, оказывается небытие как таковое. Это радикальнейшая в мировой истории богоборческая идеология и сила. Богоборчество - это борьба против Творца и Его творения, мира и человека. Коммунизм, как идеология разрушения Божьего творения, есть целеполагание к небытию и концентрация в культуре антибытийных сил, порабощение и разложение человека духами социального небытия. Коммунистическая идеология стремится переориентировать человечество с пути духовного созидания на путь духовной гибели. Но эта эзотерическая - тайная - цель, как правило, скрывается и экзальтированно скандируется в состояниях идеологической одержимости: "И как один умрем в борьбе за это" (Песня гражданской войны "За власть Советов..." - Ред. ) .
На что нацелено мировое коммунистическое движение? Оно могло бы истребить цивилизацию. Но коммунизм стремится обойти непреодолимое сопротивление инстинкта жизни человечества и столкнуть его на путь, который больше соответствует эзотерической цели идеологии. Как социальная форма мирового зла коммунизм стремится не столько к уничтожению цивилизации, сколько к духовной гибели человечества. Духовно же человек гибнет не с физической смертью, а отдаваясь злу.
В конечном итоге коммунизм насаждает в мире такие формы существования, которые были бы разрушением Божьего творения и установлением царства зла на земле. Полное отсутствие духовной жизни и является духовной смертью. Вечное адское прозябание на земле можно вообразить, представив себе, что сталинизм охватил весь мир и установился навечно, или представив полную реализацию антиутопии Оруэлла. Это был бы фантом, призрак жизни, дьявольский мираж, вечное наваждение. Абсолютно механистическое и натуральное физическое существование и было бы формой небытия.
Опыт показывает, что установлению призрачных форм существования люди сопротивляются меньше, чем полному физическому истреблению, ибо человека легче обольстить иллюзией жизни, нежели отобрать у него жизнь. Коммунизм допускает человека к существованию в той степени, в какой оно способствует созданию условий его духовной гибели. Оставляя обломки жизни и остатки связей, которые человек боится потерять, коммунизм запугивает смертью и заманивает в ловушку небытия. Грозя отобрать последние жизненные блага, коммунистический режим заставляет человека все больше идти на сделку с совестью, предавать своих близких, отказываться от высших идеалов. Пугая смертью, коммунизм отбирает человеческую душу. Сильные же духом обречены на физическое истребление. Это - попытка всеобщей селекции небытия. Но убитый герой умирает мучеником, и душа его спасена. Он увеличивает силу духовного противостояния небытию. Обольщение же ведет к духовной смерти. В плане вечности и спасения прельщение адской жизнью несравненно гибельнее, чем физическая смерть.
Противостоять мировому злу можно только силой духа, беззаветной верой в божественные основы жизни и непреклонным мужеством перед лицом смерти. Только когда мы готовы пожертвовать всем, в том числе и собственной жизнью, ради сохранения своего божественного достоинства и свободы, только тогда мы способны сохранить и саму жизнь, и высший смысл ее. Продав душу, человек теряет все, сохранив душу, он оставляет возможность все обрести.
Отсюда понятно, почему основной удар коммунизм направляет на духовную сердцевину бытия: на Церковь как тело Христово и религиозную веру как связь человека с божественными основами бытия. Коммунизм последовательно захватывает все реальности, обращая их на разрушение божественного достоинства человеческой личности как персоналистического стержня бытия и солидарности людей в вере как соборного основания человечества.
Тактика коммунистического режима может быть невероятно гибкой (отсюда непрерывно меняющиеся русла генеральной линии партии) потому, что для него в жизни нет ничего самоценного. Коммунизм готов пожертвовать чем угодно ради сохранения возможностей дальнейшей экспансии и уничтожения, сохранения плацдарма в реальности. Сбережение коммунистических сил в отдельном регионе может быть более важной задачей, чем физическое истребление всего в нем ценою собственной гибели.
Стратегия и тактика мирового коммунизма сформировались при захвате России, ставшей первым и основным плацдармом социальных небытийных сил. Коммунизм упорно завоевывал реальность, чтобы выстроить из нее прельстительный и насильственный путь к небытию. Идеология как единственно доступная система мировоззрения нужна, чтобы соблазнить умы. Обольщенные нужны, чтобы воспитать из них вождей и авангард, из которых необходимо сколотить такую партию. Партия создавалась как рычаг для захвата государственной власти в слабом звене цивилизации. Но и политическое господство - не самоцель. Государственная мощь была необходима для прямого уничтожения одних сфер жизни, подавления и перековки других. Хозяйственный механизм захватывался и централизовался для того, чтобы создать из него бронированный кулак подавления и экспансии (индустриализация и коллективизация проводились для тотальной милитаризации экономики и общества). Культурная и общественная жизнь полностью подчинялась нуждам идеологической экспансии (культурная революция). Все социальные группы и классы сбивались в коммунистическую фалангу (социальная революция). Так большая часть исторического тела России была отсечена и погублена (уничтожение классового врага), чтобы из оставшегося выковать (перековка) мировой таран коммунизма.
Таково эзотерическое целеполагание коммунизма, определяющее динамику его режима и строительство его системы. То же, что складывается в действительности, зависит от сопротивления сил живой жизни. Шаг за шагом коммунизм стремился перековать все, на чем запечатлена богоподобность исторического творчества человечества, направляя основной удар на область Божественного присутствия в мире: на личность как венец Божьего творения; на Церковь как соборное единство в Боге свободных духовных личностей; на религию как связь человека с Творцом. На всех ступенях внедрения в реальность коммунизм сталкивается с ее сопротивлением. Но основные импульсы борьбы исходят из духовных, религиозных основ жизни. Поэтому христианство и является основной антикоммунистической силой.
Подобную позицию обвиняют в том, что она демонизирует коммунизм. Одни уверяют, что не так страшен черт, как его малюют - мол, ничего такого не было в советское время. Другие указывают на коммунистов современных с естественным недоумением - разве похожи они на извергов рода человеческого. Первых можно отослать к реальной истории: что было в ней страшнее и бесчеловечнее, чем сталинизм, маоизм, пол-потовщина? Со вторыми можно согласиться в том, что современный коммунист, конечно же, далеко не классический его образец. Он соединяет в своих взглядах многие противоположные позиции. Но это не исключает четкого анализа явления самого по себе и последовательных выводов.
Итак, тотальное богоборчество коммунизма очевидно. Если же коммунизм близок христианству, то что тогда антихристианство? Очевидно и то, что отвержение догм коммунизма - это безусловное моральное и религиозное требование. Вместе с тем, в реальной жизни добро и зло, истина и ложь переплетены в одной душе. В той степени, в какой человек, называющий себя коммунистом, не живет по коммунистическим догмам, он перестает быть коммунистом. И рецидивы коммунистического мировоззрения могут не исключать личной добропорядочности, профессионализма. Напротив - оголтелое отвержение коммунизма не означает искреннего, покаянного отказа от идейного безумствования. Разве открытый коммунист опаснее коммуниста скрытого, а заблуждающийся коммунист того, кто прикрывает свою богоборческую сущность демократической демагогией?
Ирина Лагунина: Россия единственная страна в мире, где парламентский Комитет по религии возглавляет коммунист, и этот коммунист горячо симпатизирует Русской православной церкви и защищает ее интересы. Но Россия не единственная и не первая страна, где коммунизм и христианство примериваются друг к другу. Само слово "коммунизм" происходит от христианского термина, обозначающего общение между людьми и приобщение к Богу. Первые коммунистические утопии сочинялись христианами, среди которых даже был святой Томас Мор. Но в то же время ни на какую другую религию не обрушивались коммунисты с такой яростью как на христианство. Сотни тысяч священников были убиты коммунистами во Франции, Испании, Мексике, России только за то, что были священниками.
Как же после этого возможны совместные заседания коммунистических лидеров и православных иерархов на проводимых Московской патриархией соборах? Что общего и что различного у коммунизма и христианства? Чем современный российский коммунизм отличается от обычного в своем отношении к церкви? И чем определяется отношение современных верующих христиан в России к коммунизму?
Яков Кротов: В последние недели оживилось внимание коммунистической партии и ее лидеров, да и рядовых членов к христианству и православной церкви.
Известный коммунистический деятель еще эпохи застоя (благополучно подвизающийся в газетах и в наше время) Александр Ципко написал большую статью в поддержку митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла в "Комсомольской правде". В этой статье он обосновывает необходимость поддержки православной церкви со стороны коммунистов: "Без православной церкви не будет той России, к построению которой десятилетиями стремились коммунистические лидеры, к построению которой сегодня стремятся многие жители страны". В той же "Комсомольской правде" поместили и возражение Александру Ципко. И, тем не менее, мы можем говорить о том, что попытка связать коммунизм и христианство родилась не вчера, не десять лет назад, а, пожалуй, она родилась еще до того, как появился коммунизм. И в этом смысле очень легко коммунисту обосновывать единство коммунизма и христианства. Вот как, например, это делает политолог Сергей Кортунов.
Диктор: "Самым первым коммунистом на земле был Иисус Христос. В кумранских рукописях, написанных до Христа, зафиксирована и коллективная собственность, и равенство людей, и социальная справедливость. Конечно, христианство менялось, но оно всегда зависело от признания народными массами. Неужели французское республиканское государство было атеистическим? Нет, конечно. Но в первые месяцы французской революции стал актуальным лозунг Вальтера: "Раздавите гадину!". Затем он замолк. Не получилось.
Не получилось и в России. Возьмите священнослужителя Флоренского, он на десятки лет опередил научные исследования в лингвистике, математике, экспериментальной физике и прочем. Религия теперь не мешает делать новые открытия, поэтому нельзя противопоставлять религию и науку, равно как коммунизм и христианство, их не нужно сравнивать. Коммунизм - это идеология, политика; христианство - традиция. Нельзя быть коммунистом только из-за верности традиции, даже советской, а христианами чаще всего становятся именно потому, что таковыми были отцы, деды, прадеды. Известно, что патриарх Тихон называл атеиста Ленина человеком с истинно христианской душой. Ленин действительно ощущал себя истинно русским человеком и потому в обыденной жизни следовал нравственным традициям своей семьи, глубоко религиозной".
Яков Кротов: Как же получается так, что между коммунизмом и христианством столько общего, столько перекличек между коммунистической этикой и христианской. Тем не менее никто не отрицает и того факта, что коммунизм в 20-м столетии воздвигал против христианской церкви мощнейшие гонения, и не только в России, например, и в католической Мексике, где по сей день священникам формально запрещено входить в священническом облачении, прежде всего именно католическим патерам. В чем же причина, почему радикально меняют и меняли коммунисты свое отношение к христианству в своей истории?
Александр Нежный: Если говорить о том, что написано и подписано вождями коммунистической партии, вождями большевиков, и то, что сделано ими, это вещи абсолютно несовпадающие. Потому что даже в самые такие густопсовые советские времена законодательство о культах, оно в принципе давало более-менее нормальную жизнь для церкви в условиях советского общества, советского государства. Мы знаем программу РСДРП, где объявляется свобода совести и, по крайней мере, не декларируется абсолютный, тотальный поход против Бога. Не декларируется желание вырвать у человека веру из сердца, а если надо, то вместе с сердцем. Это начинается буквально сразу же после победы Великой Октябрьской социалистической революции, это совершенно точно. И когда мне приходилось заниматься в архивах, и сейчас, когда читаешь не архивные, а уже напечатанные свидетельства и документы, то в голову приходит такой простой вопрос. На него ответить иначе, чем не знать, что у них, у большевиков, была некая такая страсть к истреблению всякого религиозного начала в человеке, другими словами ответить нельзя. Потому что в условиях гражданской войны, в условиях неокрепшей власти, когда они сами не верили в свою окончательную победу, в это время в 18-м году начинаются кампании по вскрытию мощей, и тут же начинаются насилия над священнослужителями. И 1918-м годом датируются документы, которые мы сейчас можем найти в архивах наркомюста, в том самом ликвидационном управлении, которым командовал Петр Красиков, один из птенцов ленинского гнезда, приученный питаться сырым мясом. Если мы попытаемся устроить некое подобие земного рая, то что из этого получается, мы прекрасно знаем. В Монголии все эти монастыри порушили процентов на восемьдесят, если не ошибаюсь. В Камбодже, вы знаете, что сделали со священниками: им мотыгами разбивали черепа. В Польше, конечно, Польша не дошла до такого зверства, как у нас, но все-таки 40 лет костел жил с кляпом во рту. И везде, где это совершалось, везде первым объектом для свирепой атаки была церковь, было желание палаческим ножом обязательно обрубить нить, которой человек связан с небом.
Яков Кротов: Конечно, никогда патриарх Тихон, ныне причисленный православной церковью к лику святых, не называл Ленина человеком с истинно христианской душой. И в этом, надо сказать, традиционно слабое место многих коммунистов, потому что они питаются, скорее, своими фантазиями. Но это на личном уровне. А на идейном уровне, что общего между коммунизмом и христианством? Да вот, пожалуйста, хотя бы слова Иоанна Златоуста: "Пусть все продадут все что имеют и перенесут на середину. Только словом говорю: никто не смущайся, ни богатый, ни бедный, сколько было бы собрано золота, если бы все мужчины и все женщины принесли сюда свои деньги, если бы отдали и поля, и имения, и жилища. Не говорю "рабах", их тогда не было бы. Может быть, отпускали бы на волю. То, наверное, собралась тысяча тысяч пудов золота. Скажите, сколько жителей в нашем городе, сколько в нем христиан? Наверное, сто тысяч. А как велико число бедных? Не думаю, что больше 50 тысяч. И чтобы кормить их каждый день, много ли было бы нужно? При общем содержании, за общим столом, конечно, не потребовалось бы больших издержек. Так живут теперь в монастырях, как жили некогда верующие, и умерли кто с голода? Но если бы мы сделали такой опыт, тогда отважились бы на это дело, и какая бы была благодать". Так писал Иоанн Златоуст в своей проповеди "На апостольские деяния".
В рассказе евангелиста Луки о первых христианах говорится об эксперименте, когда христиане, жившие в Иерусалиме, собрали в общий котел все, что имели, и у них было общее сердце, общая душа, общий кошелек. Но потом мы видим как христиане из других частей Римской империи собирают милостыню и посылают ее в Иерусалим христианской общине. Видимо, и здесь общение кошелька не пошло людям на пользу. И тем не менее, где же различие между монастырем и коммунистической идеей? Об этом писал Николай Бердяев, переживший коммунистическую революцию, и он подчеркивал, что в основе коммунизма лежит насилие и принуждение, которые, правда, потом исчезнут.
Диктор: "Как и почему прекратится то насилие и принуждение, то отсутствие всякой свободы, которое характеризует переходный к коммунизму период, период пролетарской диктатуры? Ответ Ленина очень простой, слишком простой. Сначала нужно пройти через муштровку, через принуждение, через железную диктатуру сверху. Принуждение будет не только по отношению к остаткам старой буржуазии, но и по отношению к рабоче-крестьянским массам, к самому пролетариату, который объявляется диктатором. Потом, говорит Ленин, люди привыкнут соблюдать элементарные условия общественности. Приспособятся к новым условиям, тогда уничтожится насилие над людьми, государство отомрет, диктатура кончится. Тут мы встречаемся с очень интересным явлением. Ленин не верил в человека, не признавал в нем никакого внутреннего начала, не верил в дух и свободу духа, но он бесконечно верил в общественную муштровку человека, верил, что принудительная общественная организация может создать какого угодно нового человека, совершенного социального человека, не нуждающегося больше в насилии. Так и Маркс верил, что человек фабрикуется на фабриках. В этом был утопизм Ленина, но утопизм реализуемый и реализованный. Одного он не предвидел, он не предвидел, что классовое угнетение может принять совершенно новые формы, непохожие на капиталистические. Диктатура пролетариата, усилив государственную власть, развивает колоссальную бюрократию, охватывающую, как паутина, всю страну. И все себе подчиняющую. Эта новая советская бюрократия, более сильная, чем бюрократия царская, и есть новый привилегированный класс, который может жестоко эксплуатировать народные массы. Это и происходит. Простой рабочий сплошь и рядом получает 75 рублей в месяц, советский же чиновник, специалист - 150 рублей в месяц, и это чудовищное неравенство существует в коммунистическом государстве. Советская Россия - есть страна государственного капитализма, который может эксплуатировать не менее частного капитализма. Переходный период может затянуться до бесконечности, коммунистическая революция была оригинально русской, но чуда рождения новой жизни не произошло, ветхий Адам остался и продолжает действовать, лишь трансформируя себя".
Яков Кротов: И если говорить об отличиях коммунизма от капитализма, то здесь, видимо, качественная какая-то грань. Потому что капитализм не принуждает человека, он оставляет человеку свободу умереть с голода. Как это делает, кстати, и христианская традиция. Человек, пожалуйста, может запоститься до смерти, его выбор - это его совесть, хотя, конечно, христианство такого самоубийства не рекомендует. Но сколько раз в монастырях люди умаривали себя голодом, к сожалению, было, или отшельники. Это оставалось на их совести. Как правило, наоборот, люди в монастырь собирались именно для того, чтобы сдержать свои порывы, но каждый сдерживает сам, каждый добровольно отдает себя в подчинение старцу, иначе человек не идет в монастырь. И когда мы читаем призыв Златоуста к жителям Антиахии собраться и устроить в городе нечто вроде колоссального монастыря в 150 тысяч душ, то мы вспоминаем, что у Златоуста были и другие яркие идеи. Например, Златоуст был отчаянный антисемит. В той же Антиахии был огромный еврейский квартал, и Златоуст вошел в историю мировой культуры как один из самых убежденных антисемитов. К счастью, это сугубо личные заблуждения святого Иоанна Златоуста. Он свят, но не потому что антисемит. Златоуст был еще и антифеминист. И он критиковал: как может женщина ходить в синей одежде или в зеленой, женщина должна ходить в белом. Если бы Господь Бог хотел, чтобы были голубые или желтые кофточки, он бы создал голубых и желтых овец.
В истории христианства слово "коммунизм" имеет, правда, не православное восточное происхождение, а католическое. Еще в 1215-м году лютеранский собор осудил коммунизм, но под этим имелось в виду муниципальное движение итальянских городов за освобождение от власти епископов, католических епископов. В 17-м веке в Галиции появляется монастырь коммунистов, но он так назывался, этот католический орден, потому что его монахи денно и нощно совершали преклонение перед святыми дарами. Причастие на латыни и будет "коммунио". Сегодня в Италии есть движение "комуньоне" и "либерасьоне", но оно не означает коммунисты-либералы, оно обозначает общение и освобождение через общение. Но когда в Россию приходит идея коммунизма, она интерпретируется на своеобразный православный лад и к этому апеллируют российские коммунисты. Вот, например, как пишет украинский академик, коммунист Валентин Мамутов.
Диктор: "Коммунистическая вера неистребима, ибо имеет глубочайшие корни в человеческом мировоззрении. Иерей Троице-Сергиевой лавры отец Павел Флоренский, гонимый советской властью, писал в 1919-м году: "Идея общежития как совместного жития в полной любви, единомыслии, экономическом единстве, назовется ли она по-гречески кеновией или по латыни коммунизмом, была вооружена и воплощена в Троице-Сергиевой лавре преподобным Сергием и распространялась отсюда, от дома Троицы".
Можно сказать, что идея коммунизма воплощается в принципах и уставах монастырской жизни и в настоящее время, но выходит далеко за их пределы. Что же может противопоставить этим идеалам рыночная экономика, в которой по определению господствует антихристианская, а, следовательно, и антикоммунистическая мораль, корысть, эгоизм, жадность. Кто же может утверждать, что идеалы такой системы привлекательнее идеалов коммунизма? Можно сказать, что не везде капитализм таков. Да, после и под влиянием социалистических революций он изменился к лучшему, в соответствующую идеалам коммунизма сторону. Но после устранения СССР и его социалистических союзников уже наметилась тенденция к обнищанию и бандитизации общества. Поэтому борьба за утверждение социалистических и коммунистических идеалов во всем мире продолжается, будет продолжаться. Идеи не умирают, особенно такие, которые противостоят тенденции раздробленности по этническим и религиозным признакам".
Яков Кротов: Проблема не только в том, что под воздействием коммунизма и его практической ипостаси - большевизма - меняется капитализм, хотя и сами западные философы такой динамики не отрицают. Проблема в том, что как коммунизм, по убеждению его апологетов, далеко не однозначен, то же можно сказать и о капитализме, в нем есть хорошее, в нем есть и дурное. Сегодня, как и сто лет назад, например, папа римский издает энциклики, где обличает рыночную капиталистическую экономику отнюдь не в пользу коммунизма. Обличает за то дурное, что есть в капитализме: овеществление жизни, поставление денег на первый план, манипуляция человеком. Но папа никогда не критиковал то хорошее, что есть в капитализме, в буржуазности. А есть ведь и буржуазные добродетели, достаточно упомянуть верность договору, сознание своей социальной ответственности. Все это присутствовало на Западе задолго до коммунистической революции, а вот в России этого было мало, и этим русские дореволюционные купцы отличались от западноевропейских предпринимателей. Даже люди, нажившие богатство, все-таки считали что это грех. И часто мечтали о странничестве, о том же монашестве, жертвовали на революцию, потому что их грызла совесть. И Николай Бердяев подчеркивал, что русский народ в этом смысле никогда буржуазным не был, не поклонялся буржуазным добродетелям и нормам. Ничего хорошего в этом нет. Значит, коммунизм берет самое худшее из капитализма, коммунизм берет, подчеркивал Бердяев, и самое худшее из христианства. Потому что и в христианстве есть явления далеко не церковные, и даже антихристианские в практическом христианстве.
Диктор: "Русский коммунизм, с моей точки зрения, есть явление вполне объяснимое, объяснение не есть оправдание. Неслыханная тирания, которую представляет собой советский строй, подлежит нравственному суду, сколько бы ее ни объясняли. Постыдно и позорно, что наиболее совершенно организованные учреждения, созданные первым опытом революции коммунизма, есть ГПУ, раньше ЧК. То есть орган государственной полиции несравненно более тиранический, чем институт жандармов старого режима, налагающий свою лапу даже на церковные дела. Большевизм воспользовался всем для своего торжества, он воспользовался бессилием либерально-демократической власти, негодностью ее символики для скрепления взбунтовавшейся массы. Он воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и вместо непривычной демократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души, во всем противоположной секуляризированному буржуазному обществу, ее религиозностью, ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и Царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и терпеливому несению страданий, а также проявлениям грубостей и жестокостей. Он воспользовался историческим расколом между народом и культурным слоем, народным недоверием к интеллигенции и с легкостью разгромил интеллигенцию, ему не подчинившуюся. Он соответствовал отсутствию в русском народе римских понятий о собственности и буржуазных добродетелях, соответствовал русскому коллективизму, имевшему религиозные корни. Он воспользовался крушением патриархального быта в народе и разложением старых религиозных верований. Он провозгласил обязательность целостного тоталитарного мира созерцания, господствующего вероучения, что соответствовало навыкам и потребностям русского народа в вере и символах, управляющих жизнью.
Яков Кротов: Это извращение христианства живо и сегодня в России, и именно поэтому вопрос о соотношении коммунизма и христианства оказывается таким важным. Люди видят, что, например, в 96-м году во время предвыборной кампании московский священник Александр Шаргунов, руководитель движения "За нравственное возрождение отечества", поддержал партию Геннадия Зюганова и призвал голосовать за коммунистов. Потому что так страшно все обстоит с нравственностью, что можно даже пойти на союз с коммунистами.
Если до революции коммунизм относился к церкви более-менее нейтрально, во всяком случае, в программе было записано скорее нейтральное отношение к церкви, то после революции началось гонение на религию, прежде всего на христианство.
Французский политолог Ален Безансон подчеркивал различие коммунизма от нацизма. Нацисты обратили удар тоталитарного государства прежде всего против синагоги, потом уже Гитлер собирался заняться церковью, если бы выиграл войну. Сталин обрушился прежде всего на церковь, а после войны, выиграв ее, обрушился на синагогу, на еврейство. Ален Безансон полагал, что это потому, что фашизм ориентируется на Ветхий завет, в Ветхом завете нет какого-то одного лидера, там весь народ сплочен, так и фашизм. Коммунизм же ориентируется на новый завет, где есть Спаситель, где есть богочеловек, мессия и его ученики. В церкви - Христос и его последователи; в коммунистической России - Сталин, Ленин, Брежнев и идущие за ними. Но сами коммунисты видят свою историю, историю коммунистической России несколько иначе и считают, что по крайней мере со времен Второй мировой войны коммунизм и христианство воссоединились. Этому соответствует интересный исторический факт. В 1943-м году Сталин не только принял в Кремле руководителей Московской патриархии, но и даровал им всевозможные номенклатурные привилегии, подарил им особняк немецкого посла, стал поддерживать Русскую православную церковь, хотя, конечно, далеко не безоговорочно. Все равно многие священники оставались в тюрьмах, все равно церкви после войны перестали открывать и так далее. Но какой-то сдвиг, безусловно, был. И вот как это интерпретирует политолог Сергей Кортунов.
Диктор: "Испытав на себе модель коммунистического развития, Россия сыграла роль удерживающего. В годы Великой Отечественной войны она в этом же смысле превратилась в преграду на пути германского фашизма. Эта война стала религиозной и священной. Неслучайно церковь, вся русская эмиграция, все верующие русские люди, даже антикоммунисты, поддержали большевиков в этой войне против Гитлера. Именно тогда (в самые тяжелые ее дни: в 41-м) родилась новая, фактически уже посткоммунистическая Россия. Перед каждым русским стал выбор Христа. Спрятаться, отступить или встретить свою смерть. И тем самым спасти свою мать, жену, Родину. Те, кто принял этот вызов, и есть новые русские. Выбор, сделанный русскими солдатом, чувства, испытанные его матерью, навечно записаны в русской душе. В итоге войны родилась новая сильная душа, через любовь к Родине, матери, детям сложился духовный иммунитет. Победа в войне стала началом освобождения России, в том числе и от коммунистической лжерелигии. Полвека затем Россия выбиралась из кризиса, тяжесть этой ноши несли новые русские, их дети и внуки".
Яков Кротов: Таков коммунистический взгляд на историю России при большевиках, а вот взгляд со стороны. Взгляд католического автора, во всяком случае автора, принадлежащего к католической французской традиции, упомянутого уже выше Алена Безансона, известного политолога.
Диктор: "Сельское хозяйство, под которое заняты необъятные земли, едва справляется с выпуском продуктов потребления невысокого качества. Оно не породило конкурентоспособной продовольственной промышленности. Недвижимость, автомобильные и железные дороги находятся в плачевном состоянии. Внешняя торговля строится по образцу третьего мира, на экспорт идут газ, нефть, сырье, импортируются товары с высокой добавленной стоимостью. Однако предыдущий режим оставил в наследство один козырь. Будучи неспособным к нововведениям, он оказался в силах сохранить некоторые хорошие вещи, которых больше нет у нас. В частности педагогику на старый лад, строгую, отсеивающую, с продвижением вперед по заслугам. Поэтому в России много музыкантов, математиков, высококлассных инженеров, хотя долгое время таланты направлялись главным образом в военный сектор. Этот слой, наиболее достойный уважения, сегодня отчасти не используется, отчасти устремляется в края с более благоприятной атмосферой. Этот блестящий слой не должен порождать иллюзий, главный ущерб, нанесенный коммунизмом, это отупение и деморализация масс. Русский народ плохо информирован, не приучен думать самостоятельно. Хотя среднее и высшее образование на Западе не то, что раньше, в целом оно превосходит российское. В советской России было мало студентов в европейском или американского понимании этого термина. И за исключением научной сферы они не получали либерального образования, способного развить их ум. Заучивание наизусть ленинских глупостей не идет на пользу мозгу. Деморализация порождалась всеми аспектами коммунистической жизни, ленью, безответственностью, ложью, коррупцией, разрывом семейных связей. Этот список можно продолжать долго. Русские не были подготовлены к напряженной активности западного общества, она кается им гнетущей".
Яков Кротов: А вот как Николай Бердяев, которого, кстати, тот же Сергей Кортунов часто хвалит, потому что Бердяев откровенно пишет о том, что коммунизм во многом близок к христианству, но Кортунов не цитирует других слов Бердяева, умалчивает. Опять же коммунизм, это его характерная черта, очень часто умалчивает о некоторых очень важных обстоятельствах, а Бердяев подчеркивал, что действительно есть успехи коммунизма, есть успехи коммунистической России, тем не менее, подчеркивал Бердяев, коммунизм все равно остается противоположным христианству. Потому что христианство исповедует свободу человека, выступает против принуждения, а коммунизм все основывает на принуждении. Конечно, на практике и в христианстве было принуждение, но Евангелие оно вот здесь, и в нем по принуждению ничего нет, а Манифест Коммунистической партии тоже на столе, и в нем про принуждение ой даже как есть. В этом причина противоречия. И вот почему, подчеркивал Бердяев, рано или поздно коммунизм, когда он окончательно принудит людей быть коммунистами, а не христианами, похоронит сам себя.
Диктор: "Ненависть русских коммунистов к христианству заключает в себе противоречие, которого не в состоянии заметить те, чье сознание подавлено коммунистической доктриной. Лучший тип коммуниста, то есть человека, целиком захваченного служением идее, способного на огромные жертвы и на бескорыстный энтузиазм, возможен только вследствие христианского воспитания человеческих душ, вследствие переработки натурального человека христианским духом. Результаты этого христианского влияния на человеческие души, чисто незримого и надземного, остаются и тогда, когда в своем сознании люди отказались от христианства и даже стали его врагами. Если допустить, что антирелигиозная пропаганда окончательно истребит христианство в душах простых людей, если она уничтожит всякое религиозное чувство, то осуществление коммунизма сделается невозможным, ибо никто не пожелает нести жертвы, никто уже не будет понимать жизни как служения сверхличной цели, и окончательно победит тип шкурника, думающего только о своих интересах. Этот последний тип и сейчас уже играет немалую роль, от него идет процесс обуржуазивания".
Яков Кротов: Так Николай Бердяев предсказывал то, что совершилось в 90-е годы. Происходит, по видимости, крушение коммунизма, по видимости, торжество буржуазности. Но точно ли буржуазность? Это именно то дурное, что есть в буржуазности, это то дурное, что объединяет буржуа и пролетариев, это шкурничество. Разве это капитализм, причем здесь он? Шкурный интерес мешает наживать капитал, мешает развитию капитализма, настоящего капитализма, не шкурнического. Но ведь тогда встает более важный вопрос: а почему церковь не объяснила людям до революции, что им грозит? Почему антикоммунистическая пропаганда, которую вели многие выдающиеся церковные проповедники, оказалась неуспешной? Почему в России, в отличие от Польши, церковь не смогла противостоять государству, не смогла отказаться от визитов в Кремль, от продовольственных наборов, от бесплатных автомобилей? Сейчас, кстати, это опять вернулось: казенное обеспечение, разрешение патриарху, например, в порядке исключения посещать в аэропорту зал для государственных чиновников, куда даже бизнесмен не сможет купить пропуск. В чем причина такой некоторой слабины российского православия?
Александр Нежный: Во-первых, Германия, Польша ощутили на себе, если говорить о Германии периода Гитлера, то там сложные, достаточно болезненные для католиков вопросы. Германия, евреи, католики, молчание папы, который сейчас собирается нам открыть что-то в связи с тем, что истек срок тайны документов, которые хранятся в Ватикане и так далее. Но здесь, во-первых, свирепый террор. И второе, конечно, ослабленная внутренняя церковь, церковь, лишенная закалки, церковь, которая проедена насквозь сервилизмом. Церковь, которая по признанию одного из архиереев, членов синода того времени, по приказу сверху готова хоть черного борова поставить. Церковь, которой командовал расстрига Распутин. Слабая церковь, больная церковь, которая могла противостоять, как мне кажется, этому страшному варварству, этой страшной жестокости только образцами и силой личного мужества, примеры которого мы с благоговением находим в нашей истории. На личном уровне, на уровне личности противостоять - да. На уровне церкви невозможно, потому что не было целостного, крепкого и стойкого организма под названием Церковь.
Яков Кротов: Сегодня в Государственной думе Российской Федерации Комитет по делам религиозных и общественных организаций возглавляет Виктор Ильич Зоркальцев, коммунист. Создалось парадоксальное положение, когда Европейскую межпарламентскую ассоциацию православных депутатов возглавляет человек, не отрицающий, что он не верующий и действительно коммунист, он защищает интересы православной церкви. И вот в своем интервью журналу Военно-христианского союза России Виктор Ильич Зоркальцев подчеркивает, что каждый из нас может верить в своего бога, а может не верить или находиться в поиске. "Человек должен знать, что такое вера, что такое христианство, его историю, на какие конфессии оно распадается. Россия в большинстве своем пока невежественна в религиозном отношении, что очень сильно бьет по ее духовной безопасности". Виктор Зоркольцев был одним из инициаторов принятия в 1997-м году нового закона "О свободе совести", который, по мнению многих людей, ограничил эту свободу совести, а по мнению Виктора Ильича, напротив, укрепил. Он говорит: "Что говорит закон? Что христианство является традиционной конфессией России. Так почему вы считаете, что вас дискриминируют?". Я уже упоминал об отличительной особенности коммунистов, они часто забывают некоторые детали. И если мы обратимся непосредственно к тексту закона 1997-го года, то увидим, что там ничего не сказано о христианстве как традиционной религии, традиционной конфессии России. Там сказано, что Государственная дума уважает христианство, буддизм, иудаизм и другие религии, но перед этим идет фраза, что "Федеральное Собрание признает особую роль православия в истории России". Многие люди смеялись над такой формулировкой, и говорили, что получается, что православие не христианство, православие отдельно, а вера в Христа отдельно? Как это может быть? А вот так оно и вышло. И оказывается, что антирелигиозная борьба отдельна, а поддержка православия может быть отдельно. Между прочим, Бердяев предсказывал такое двойственное отношение коммунизма к православию, к другим христианским конфессиям и к нехристианским религиям задолго до того, как Сталин сделал ставку на Московскую патриархию. Вот как писал Бердяев в 1933-м году.
Диктор: "Коммунистическая власть, ничем неограниченная, движется ненавистью к христианству, в котором видит источник рабства, эксплуатации, тьмы. Коммунисты чрезвычайно невежественны и непросвещенны в вопросах религиозных, но определяются они идейными мотивами, движутся своей собственной религиозной верой. Коммунистическая власть нередко проявляет большую гибкость в политике, она бывает очень оппортунистичной в международной политике, идет на уступки в политике экономической, она готова дать некоторую свободу в искусстве и литературе. Коммунизм меняется, эволюционирует, он национализируется, делается более культурным. Коммунистический быт обуржуазивается, и это обуржуазивание есть большая опасность не только для коммунизма, но и для русской идеи в мире. Напрасно думают, что религиозные гонения в советской России направлены против православной церкви, которая была церковью господствующей, которая связана была в прошлом с монархией и реакцией. Сектанты, например баптисты, объявляются более опасными, чем православные, и с ними борьба признается более трудной именно потому, что в прошлом они были сами гонимы и не связаны с силами, господствующими при старом режиме. Христиане, которые признают правду коммунизма в области и социальной, считаются более вредными и опасными, чем христиане, которые являются явными реставраторами и контрреволюционерами.
Яков Кротов: Общей когда-то была точка зрения, что коммунизм так ненавидит религию, основатели его так ненавидели религию, что антирелигиозность - это родовая черта коммунизма. Антибуржуазность - родовая черта коммунизма, тоже ведь так говорили. Нет, оказалось, что коммунистический дух, как и предсказывал Бердяев, отлично совместим с буржуазностью. Он может изображать из себя государственный капитализм, может изображать обычный капитализм, все равно это дух насилия, это дух патерналистический, дух коллективистический, когда заставляют людей отдавать свою свободу государству. И тогда коммунизм, оставаясь антирелигиозным, поддерживает на совершенно буржуазный манер не религию, не веру, он поддерживает религиозные институты, буржуа сам не пойдет в церковь, он буржуа, он неверующий, он атеист, но он пожертвует на церковь, чтобы лакей его не зарезал ночью, чтобы нищий ходил в церковь и молился богу. Вот буржуазное отношение к религии: жертвовать на религиозный институт, при этом дистанцируясь от религии; при этом делая ставку на самую сильную религию. Потому что и здесь буржуа, в отличие от настоящего капиталистического духа, делает ставку на насилие. Над другим, конечно. В современной России такую ставку делают, опять же, как и при Сталине, на Русскую православную церковь.
И Виктор Зоркольцев говорит: "Почему бы не сделать социальный заказ на подготовку служителей культов внутри страны и ужесточить их выезд за рубеж и въезд в Россию? Церкви не так богаты. Пусть государство возьмет на себя оплату их программ нравственного воспитания. Готовится к изданию Православная энциклопедия, почему государству не вложить средства и сюда? Почему не помочь в издании малоформатных Коранов?". Поддержка православия, поддержка ислама, но не всякого православия и не всякого ислама, а только православия и ислама в их организационном виде, поддержка тоталитарного в них, чтобы в школах были основы православной культуры, чтобы в музеях не смели выставлять какие-то вольнодумные картины и так далее. И представители западного капиталистического мира глядят на это со страхом и трепетом, потому что, конечно, это никакой не капитализм.
Вот как характеризует сегодняшнюю религиозную ситуацию в России, своеобразную православизацию коммунизма французский политолог и советолог Ален Безансон.
Диктор: "У западных христиан была мечта - духовное возрождение русского народа, но их надеждам не суждено было сбыться. Во всех слоях русского общества, включая государственный, прокатилась мощная волна крещений, открылось множество монастырей. Тем не менее после кратковременного всплеска религиозное рвение упало до уровня французского. В церковь регулярно ходят около 4 процентов населения. Религия в России - это показатель привязанности к старинным русским святыням, то есть фактически преклонение общества перед самим собой. Все, что относится к вере, относится и к российскому народу, все национальное приобретает религиозный оттенок. С тех пор как Сталин во время войны вернул церкви видимость самостоятельности, она пошла в услужение к государству и пребывает там по сей день. В России всегда существовали два вида православия. Первый - это нормальная форма христианства, породившая своих мучеников и святых. Второй вырос из отвращения к латинскому Западу, в частности к католичеству. Именно такое православие и было разрешено Сталиным и его преемниками, именно на него опирается и рассчитывает новая российская власть. В 1999-м году екатеринбургский епископ велел сжечь во дворе своей резиденции не какие-нибудь там католические или протестантские книги, а самые что ни на есть православные, но изданные зарубежными русскими церквями в Париже или Нью-Йорке. Подобный акт был бы немыслим после петровской церкви, управлявшейся правительствующим Синодом. Чтобы найти нечто подобное в истории, пришлось бы вернуться ко временам Московии. Таким образом, сегодня нет необходимости быть практикующим верующим, чтобы ощущать свою принадлежность к православной России. Русский всегда остается православным, независимо от своей веры, как еврей остается евреем, даже если он отошел от своего бога и заповедей Моисеевых. Мать-земля, Святая Русь - даже если эти понятия забыты, они продолжают управлять рефлекторными реакциями, глубинными психическими установками. Весьма показательно, что власти теперь ссылаются на православность, этот неологизм является синонимом русскости. Горбачев, Ельцин, Примаков и Путин позаботились о том, чтобы народ знал, что они православные и крещеные. Церковь, подчиняющаяся Московской патриархии, приобрела моральный и уже в определенной степени легальный статус государственной религии.
Яков Кротов: Сегодняшние коммунисты пытаются отречься от коммунистического имени и, наверное, не коммунистическая партия Геннадия Зюганова является главным инициатором православизации, сопряжения коммунистического духа и извращений христианства, а совсем другие государственные и политические инстанции, которых так много, что все и не перечислишь. Да и что говорить о вине тех коммунистов, которые, отрекаясь от имени коммунизма, тем не менее проводят совершенно коммунистическую, лицемерную политику, убирая коммунистические лозунги, но сохраняя главное, жажду власти над людьми, по возможности во всех деталях их бытия. Христианин должен говорить о христианской вине.
И вот как Николай Бердяев говорил о вине христиан за коммунистическую революцию, за коммунизм, как некий вечный нерв современной российской истории.
Диктор: "Много ли христиане сделали для осуществления христианской правды в социальной жизни? Пытались ли они осуществлять братство людей без той ненависти и насилия, в которых они обличают коммунистов? Грехи христиан, грехи исторических церквей очень велики, и грехи эти ведут за собой справедливую кару. Измена заветам Христа, обращение христианской церкви в средство для поддержания господствующих классов не могло не вызвать по человеческой слабости отдаления от христианства тех, которые принуждены страдать от этой измены и от этого извращения христианства. У пророков в Евангелии, в апостольских посланиях, у большей части учителей церкви мы находим осуждение богатства и богатых, отрицание собственности, утверждение равенства всех людей перед Богом. У святого Василия Великого и особенно у святого Иоанна Златоуста можно встретить такие резкие суждения о социальной неправде, связанные с богатством и собственностью, что перед ними бледнеют Прудон и Маркс. Учителя церкви сказали, что собственность есть кража. Иоанн Златоуст был современный коммунист, хотя это был, конечно, коммунист не коммунистической, не индустриальной эпохи. С большим основанием можно сказать, что коммунизм имеет христианские или иудео-христианские истоки. Но скоро началась эпоха, когда христианство было приспособлено к царству кесаря своего времени. Было сделано открытие, что христианство не есть только истина, от которой может сгореть мир, но что оно может быть социально признано для устранения царства кесаря. Христиане, иерархи, епископы, священники начали защищать господствующие классы богатых, власть имущих. Сделаны были ложные выводы из учения о первородном грехе, оправдывающее всякое существующее зло и несправедливость. Страдание и стеснение были признаны полезными для спасения души, и это было применимо главным образом к классам угнетенным, обреченным на страдание и стеснение, но почему-то не применено к угнетателям и насильникам. Христианское смирение было ложно истолковано, и этим истолкованием пользовались для отрицания человеческого достоинства, для требования покорности всякому социальному злу. Христианством пользовались для оправдания приниженности человека, для защиты гнета. Марксисты-ленинисты видят только церковь как социальный институт, и ничего за этим не видят. Коммунизм можно понять как вызов христианскому миру. В нем обнаруживается высший суд и понимание о неисполненном долге. Сами коммунисты этого не понимают. И понять не могут. Коммунисты обличают дурные, насильнические дела христиан, но сами они продолжают делать те же дурные насильнические дела. Их ответственность за дела насилия может быть меньшая, потому что они не знают истины христианства, но они ответственны за то, что они не хотят знать этой истины".
Яков Кротов: Сегодня многие христиане по-прежнему обличают коммунизм за алчность, глупость, склонность к ненависти, к насилию. И в этом есть своя правда, но ведь не это главное в современном коммунизме. Коммунизм плох не тем, что в нем есть, а тем, чего в нем не хватает, веры не хватает, веры в Бога. Но это еще ладно, этого нельзя требовать, но веры в человека не хватает, веры в свободу человека, в то, что человек может сам без партийного руководства, без заботы государства, правительства, сам решать абсолютное большинство своих проблем. Коммунизм начинает там, где человек отказывается понимать, что многие вопросы вообще не разрешимы до второго пришествия, что процветание, хоть капиталистическое, хоть коммунистическое, есть идол, который всегда будет порабощать человека. И в несправедливости, и в благополучии, в концлагере и в пышном особняке, в страдании и в покое, всегда и повсюду человек свободен. Обратиться к тому, кто освобождает нас для любви, кто сравнялся с нами в страдании, в смерти, хотя не был грешным и смертным, обратиться к тому, кто сделал нас братьями и сестрами не в порядке плана и не в порядке конкуренции, а в любви.
Сергей Фирсов
Мысль о том, что коммунизм это квазирелигиозная или псевдорелигиозная система, – не нова. Многие элементы, которые есть в развитых религиозных системах, мы можем наблюдать в том, что можно условно назвать «коммунистическая церковь», а лучше «коммунистическая лжецерковь».
Разумеется, что коммунисты вовсе не стремились создать церковь, более того, будучи атеистами, они заявляли, что они хотят убить религию, уничтожить у людей представление о том, «чего нет», – о Боге. Но, борясь с религией, они стали бороться с ее носителями – с истинной Церковью. На этом пути они совершили много злодеяний и кровавых преступлений. Борьба с идеей выродилась в вооруженную борьбу с Церковью путем насилия, зверств и убийств.
Убить религиозное начало в человеке, полностью изменить сознание человека коммунисты не смогли, однако изуродовали они его очень сильно.
Для этого много делалось при и . По существу они создали нового человека – «хомо советикуса». Этот урод может считаться одним из позорнейших достижений советских коммунистов.
Коммунистическая религиозность
Процесс формирования коммунистической религиозности не был линейным: в 1920-е годы акцентировалось внимание на одном, в 1930-е – на другом, в 1960-е – на третьем. Главное оставалось неизменным – заставить человека поверить в то, что марксизм-ленинизм провозглашал истину, поверить в возможность построения коммунизма, в то, что это построение «научно» доказуемо.
Стремясь к этим целям, коммунисты содействовали созданию особого вида религиозности, той которую я называю «коммунистической религиозностью».
Ранний коммунизм
Коммунистическая религиозность состоит из таких элементов, как создание пантеона коммунистических «праведников», «мучеников», создание «сакральных» мест, содержит попытки изменить календарь и желание догматизировать марксистско-ленинско-сталинское учение.
Все это выродилось в стремление навязать человеку веру в государство как некую сакральную сущность. Чем больше времени проходило, тем меньше коммунистические идеологи требовали от советских людей веры в то, во что они все меньше верили сами: в победу коммунизма во всем мире. Но для советских людей было обязательным требованием демонстрировать эту веру.
Как в древнем Риме было необходимо, показывая свою лояльность государственной власти, преклонить колена перед статуей императора или бросить ладан на алтарь перед статуей беса – идолом, так и в коммунистической империи надо было преклонить колена перед «советским, самым лучшим, самым справедливым, самым гуманным государством», а то и прямо поклониться мертвому В. Ленину. О внутреннем состоянии человека беспокоились мало. Веру никто не проверял.
Это относится к позднему периоду развитого социализма, входившего в стадию упадка. В 1920–30-е годы только создавалась система, делались кирпичи, из которых строилась пирамида советской псевдорелигии. Процессы на Христову Церковь, уничтожения ее обрядов, замещения их коммунистическими обрядами и процесс создания коммунистической религии проходили одновременно, так что правильно говорить об одном процессе.
Одновременно с убийствами духовенства, расстрелами крестных ходов, кощунственным процессом «освидетельствования мощей», коммунисты собирали митинги, мумифицировали мертвое тело Ленина. Известны примеры проведения красных «пасх» и «рождеств». Красный угол с иконами в доме заменили на «красный уголок» с портретами советских вождей.
Известно, что раскулачивание в деревнях всегда начинали с осквернения храма. Одновременно с разрушением храмов в стране строили клубы, а потом «дворцы», целью которых было заменить храмы.
Из коммунистов, убитых во время сопротивления народа распространению советской власти, постепенно формировался институт коммунистических «мучеников» и «праведников», как «вселенских» (Роза Люксембург, 26 бакинских коммисаров), так и «местно чтимых», (как И. Бабушкин).
Создавались сакральные места, будь то в Петрограде или в Москве. Главной «святыней» коммунистов был мавзолей Ленина в Москве, построенный в виде вавилонского зиккурата.
Ленин – идол коммунизма
Тема Ленина стоит особняком в создании коммунистического мифа. Ленин был коммунистическим «богом-сыном», заменяя собой Христа. Таким образом, он стал идолом в классическом понимании этого слова – существо, претендующее на роль бога.
Если Ленина не называли богом открыто, то формально наделили божественными функциями: бессмертием (вспомните лозунг «Ленин живее всех живых»), всемогуществом, вездесущием, необходимостью поклонения и т.д.
Ленин заменял Христа
О том, что Ленин заменял для коммунистов Иисуса Христа, мы можем сказать, имея в виду, что Маркс и Энгельс воспринимались как некий коллективный «бог-отец» коммунизма. Соответственно, кощунственная замена Святого Духа идеей коммунизма завершала строительство этой богомерзкой религии.
Маркс и Энгельс были своего рода представителями “ветхозаветной”, «докоммунистической религиозности», а Ленин был провозвестником «нового завета» коммунизма.
И. Сталин интересен для нас тем, что он был живым Лениным: «Сталин – Ленин сегодня», – вещал лозунг 1930-х годов. Получалось, что Ленин не умирал, а «продолжался» в Сталине. Дальнейшие коммунистические вожди уже не могли претендовать на роль Ленина. Но долгие годы, до смерти Сталина, система действовала именно так, как мы ее описали.
Съезды партии были пародией на церковные соборы, коммунистические чиновники – члены ЦК, были пародией на епископат. Курс истории ВКПБ был «катехизисом», которым можно было проверять «правоверие» коммунистических коллег.
Существовали и подмены христианских таинств. Можно вспомнить мистерию наречения коммунистических имен, т.н. «звездин». Прием в пионерскую, комсомольскую организацию – это примеры социальной инициации, псевдорелигиозные в своей основе.
Церковные формы коммунисты брали для того, чтобы построить свои антицерковные, антирелигиозные формы. Вспомним, что даже историю падшего ангела – сатаны – коммунисты включили в свою схему. «Дьяволом» революции стал Троцкий – символ зла, деперсонифицированный персонаж. Удивительно, но в советских энциклопедиях не было статей о Троцком, были статьи только о троцкизме.
Мы можем рассматривать могильщика Сталина Хрущева – «коммунистическим Лютером», попытавшимся очистить «правильный» ленинизм от «неправильных наслоений». Восстанавливая первокоммунистическую чистоту, Хрущев нанес смертельный удар этой религии.
При Хрущеве возникли дворцы бракосочетания (в 1959 г.) и дворцы малютки. Смысл их создания очевиден – вытеснить таинство венчания на периферию жизни человека, заместить христианское действие своим, коммунистическим. Эта пародия на таинство весьма характерна. В дворцах малютки детям давали имена, часто не христианские, а придуманные «Владлен», «Октябрина», чтобы и с помощью такого приема оторвать людей от христианской Церкви.
Попытки изменить строй жизни лежали в основе коммунистического отношения к похоронам. В 1920-х годах никто иной, как Троцкий, популяризировал идею строительства крематориев. Смысл сжигания трупов был в том, чтобы дискредитировать христианские традиции похорон, хотя объяснялось это «гигиеной» и «экономией».
Коммунисты пытались эксплуатировать вечные принципы, изложенные в Святом писании. В 3-й редакции программы КПСС содержался «моральный кодекс строителя коммунизма». Некоторые фразы кодекса напоминают цитаты из Писания, и это не случайно. Из Евангелия нам известно, что сам дьявол пользовался цитатами из Ветхого Завета с пользой для себя. Только цель его, конечно, не в том, чтобы привести людей к Богу, а в том, чтобы на место Бога поставить себя.
Сама вера в коммунизм носила яркий религиозный характер, а проявления ее в виде классового фанатизма сродни религиозному фанатизму.
По-своему интересно наблюдать за разложением этой лжедуховности. Если до можно было говорить о подобии веры в светлое будущее, то в 1960–х годах наступает период «веры без веры», когда от адептов коммунистической религии не требовалось ничего, кроме молчаливого согласия с провозглашенными принципами.
В итоге получилась страшная картина, напоминающая царство антихриста, описанное в апокалипсисе. Такая система должна была быть, и была враждебно настроена к Церкви. Истинная религия и Церковь самим фактом своего существования демонстрировали ложность и абсурдность коммунистической идеи. Христиане были идейными врагами коммунистической религии, их жизнь доказывала бессмысленность того строительства нового человека, которое было затеяно коммунистами.
Основа коммунизма – поклонение государству
Когда я задумываюсь над вопросом, что же лежало в основе этой религиозности, какая главная идея имела место быть, то прихожу к мысли, что в основе было поклонение государству, идолопоклонство перед социалистической державой.
Внешнее подменяло внутреннее, вера в государство, как в некую метафизическую ценность, должна была утверждаться всеми способами. Сама постановка вопроса свидетельствовала о ложности принципов, которыми руководствовались коммунисты, ибо государство, безусловно, есть временный институт, который не может претендовать на истину или на вечное существование.
Коммунизм – трагедия России
Трагедия коммунистической религии заключалась в том, что естественное стремление людей к хорошей жизни на земле было использовано для того, чтобы их обмануть и уничтожить веру людей в Бога, в христианские идеалы, в Божественную справедливость, то есть в то, что делает человека существом не душевным, но духовным.
Это страшная подмена, которая стоила многим миллионам людей моральных мук, а также и мук в буквальном смысле – миллионы людей были зверски замучены в коммунистических концлагерях, – приводила к нравственным искажениям, извращению понятий о добре и зле.
Строительство коммунистической религиозности было тем опаснее, что шло оно по лекалу христианской Церкви.
Коммунизм сегодня
Сегодня соблазн коммунизма во многом связан с тем, что люди не всегда могут отделить красивые декларации от мотиваций коммунистических лидеров, вызвавших эти декларации к жизни.
Хотя некоторые западные писатели видели в использовании коммунистами христианских символов возврат к христианству, это не было возвращением ко Христу. Это было стремлением заместить Христа. Уничтожить основные положения христианства коммунистам было не под силу, а приватизировать или, лучше, уворовать, их, безусловно, было их целью.
Воспринимать коммунистические призывы нового, «хорошего» человека как призывы христианские – в корне не верно! Ибо дело не в воспитании хорошего человека, а в создании эффективного орудия социального строительства, существа, верного идеям, убежденного в своей правоте вплоть до фанатизма.
В основе этих идей, как уже было сказано, лежало поклонение «самому справедливому государству», «государствобесие», если угодно, такое настроение, когда Бог подменялся идолом. Не замечать этого – значит не замечать одной из главных трагедий русского духа в ХХ веке.
Неумение отделить цели от средств, которыми пользовалась коммунистическая религия, значит допустить оправдание существование советского государства как некоего идеала, значит встать на путь, ведущий к созданию новых культов, в основе которых поклонение силе, а не истинному Богу Иисусу Христу.
Это значит оправдание лозунга «цель оправдывает средства», когда ради идеи «справедливого» государства можно убивать людей, не желающих идти в новый земной «рай». Это значит внутренне согласиться с преступлениями советского режима против человечества.
Положительное отношение к коммунизму сегодня таит в себе опасность возвращения его в будущем. Повторения ужасов советской власти Россия уже не выдержит.
В какой-то степени следствием поклонения государству можно считать возникновение в маргинальной церковной среде поклонение псевдосвятым: тирану , «мученику» Г. Распутину, и даже И. Сталину, и так далее.
Такие исторические деятели привлекают малоцерковных людей тем, что они олицетворяют образ государственника, а вовсе не тем, что они исполняли евангельские заповеди милосердия и любви, которые они отвергли. Вокруг этих главных лжесвятых мы видим целый сонм активно почитаемых в маргинальной среде лжеподвижников, будь то музыкант , маршал Г. Жуков и т.д. То есть почитание лжесвятых государственников имеет под собой не христианскую, а коммунистическую религиозность.
Таким образом, коммунистическая религия дает метастазы в современную жизнь русского общества, не позволяет трезво отделить собственно религиозность от нерелигиозного, имманентное от трансцендентного, Идеал от идеалов, Царство Небесное от царств земных.
Проблема сакрализации государства является наследством коммунистической лжерелигиозности, которая сегодня внешне разбита и в прежних формах не существует, но не до конца умерла, а продолжает отравлять жизнь современным людям, пытающимся соединить веру в честное государство и веру в Бога.