Наталья Петровна Бехтерева
Вперемежку с научными статьями и книгами я писала изредка и нечто более популярное. В 1990 г. это была сравнительно оптимистичная «Per aspera…». Годы, когда писался этот первый текст, были временем надежд – больших и малых – в самых разных областях. В том числе и в науке. На этом радужном фоне в упрощенном (но не вульгаризированном) виде были представлены наши основные новости в области изучения здорового и больного мозга. В этой же книге как о прошлом, которое не должно повториться, рассказывалось о сложностях и трагедиях, пережитых нашим обществом и нашей наукой в годы советской власти, и о людях, работающих в науке сейчас.
Однако жизнь развернулась достаточно неожиданно, и мы в короткий срок оказались в нестабильном обществе, где науке, особенно фундаментальной, приходится все сложнее. Поэтому в книге 1994 г. («О мозге человека») я рассматривала вновь и научные проблемы, и прогресс в них, и некоторые общественные проблемы, естественно – с позиций физиолога, изучающего законы деятельности мозга. В природе не так уж много общих законов, и многое, открытое в микромире, применимо к макромиру, а знание особенностей деятельности мозга позволяет рассматривать особенности развития общества, в частности, его переходные фазы.
Кроме того, весь период изучения живого мозга человека я стремилась, что называется, «не прикасаться» к так называемым странным явлениям, более или менее редким или практически уникальным, боясь осложнить и так нелегкую нашу работу. К 1994 г. по основным позициям физиология человека не только у нас, но и за рубежом более или менее прочно встала на ноги. Но к этому времени и моя собственная жизнь резко изменилась, и я сочла своим личным долгом рассказать о том странном и далеко не всегда объяснимом, что я видела в жизни. Дальнейшее развитие науки, ее методологии и технологии, возможно, внесет какую-то ясность в понимание этих явлений. Но вряд ли их пониманию может способствовать замалчивание в научной и научно-популярной литературе. Для себя главу о странных явлениях я рассматриваю так: вопрос поставлен. Задача следующих поколений ученых – изучать эти явления и постараться подобрать ключи к ним («Сезам, отворись!»).
Казалось мне, что эта книга будет последней в моей жизни. Но после нее, в 1997 г., была написана маленькая, но емкая книжка сугубо научного содержания, послужившая основой моей вступительной лекции на XXXIII Международном конгрессе физиологических наук, проходившем в Санкт-Петербурге. А дальше произошло следующее.
Холлы трудно осваиваемой географии здания Российской Академии наук. Перерыв в заседании. Вполне обычная суета: кто-то ведет предвыборную кампанию, кто-то решает с начальством РАН финансовые, издательские и другие вопросы – начальство, выпив президентского чая, вышло в народ (к академикам).
В данный момент мне ничего не нужно – никого не ищу, ни с кем не общаюсь. Меня находит приятный человек средних лет: «Наталья Петровна, надпишите книгу – читаю, нравится». С некоторым отчаянием думаю: как же его зовут? Фамилию помню, но ведь мы сейчас от «товарища» отстали, а к «господину» не пристали. Да и не уверена, академик он или член-корреспондент… И тут приходит спасение: книга-то не моя, зачем я буду надписывать чью-то? Серое, невзрачное издание, без фамилии на обложке. Название, правда, знакомое, но я не издавала книжек под таким названием. И все-таки, как оказалось, – почти моя. Изрезанная, противно изданная, с первоначальным условным названием рукописи книги 1994 г. «Через тернии – к звездам». Не подписываю эту свою-чужую сиротку. Смотрю, кто издал…
Говорю с редактором ледяным тоном: «Буду подавать в суд!» Дальше – еще тривиальнее: «Вы не имели права!» Ответ отрезвляет: «Не имел. Подавайте. Конечно, выиграете, но денег у нас все равно нет…»
Судиться – как-то еще не вошло это в нашу научную практику – не стала, а надо бы. Потом серая брошюрка появилась и в Санкт-Петербурге… Забыть, заснуть, ничего не видеть, не слышать и больше не писать! Но пожалел меня директор издательства «Нотабене» Лев Иванович Захаров: «Давайте переиздавать книгу. Может быть, добавите что-нибудь – ведь прошло четыре года… Вы по-прежнему верите, что у России – звездное будущее, ведь так?» Тираж издания 1994 г. был маленьким, нестандартную «О мозге человека» просят – и, кому удается, покупают пиратский вариант.
И вот перед вами новое издание книги. Не судите строго: что-то, я надеюсь, стало лучше, глубже, что-то я добавила, но, наверное, что-то и испортила. А привлекшую наибольшее внимание в издании 1994 г. главу изъять не могла. Так, как там написано, было… Так было ? Это, конечно, еще не наука. Но и не лженаука. Так – бывает…
– Наташенька, я тебе уже рассказала самое хорошее из моего детства. Нас было сначала двое – я и брат, затем появилась маленькая сестричка. Мы жили в красивой квартире, в прихожей нас встречали три чуда – голова зубра, статуя Фрины во весь рост и огромная лягушка. Лягушку ты знаешь, она со мной и сейчас. Была немка-бонна, которая все время добивалась от нас с Андреем аристократического или как минимум приятного поведения («…Aber zierlich manierlich, Kinder»), отчего мы или действительно чинно садились за книжки, или через черный ход неслись по подвалам – три стоящих рядом дома имели общий подвал – и…
– Бабуль, бабуль, я знаю, вы там ловили котят, отмывали их в ванной, и некоторые серые превращались в рыжих или белых. Это я все знаю. Вы ездили на юг – на Кавказ, в Крым, там все было очень красиво, я ведь была в Крыму. Я не о том. Что было дальше? Ты начинаешь и вдруг говоришь, что не сто?ит. Сто?ит, бабуль, сто?ит, уж я-то знаю!
– Хуже – что? Хуже чего?
– Ну, если совсем коротко…
– Ой, не надо коротко, расскажи длинно-длинно, как было.
– Знаешь, Натуль, я очень не люблю, когда что-то – даже не очень важное – происходит с электричеством. Для меня это всегда бо?льшая неприятность, чем то, что реально произошло. А когда-нибудь я расскажу тебе еще, как случилось, что мне всегда так трудно собраться в лес за грибами. Хотя, когда я уже в лесу, все неприятное уходит – конечно, если не встречу змей. Я их недолюбливаю, мне всегда кажется, что есть что-то общее между змеями и характером некоторых людей.
…А сейчас – об электричестве. Был 37-й год, сентябрь. Мы жили в старом доме, хотя внешне он смотрелся вполне респектабельно. Он и теперь такой же: хочешь – сходи посмотри, это в нашем городе, дом 12 по Греческому проспекту. Так вот. Вдруг у нас начали гореть провода. Проводка была наружная, и в темноте все провода начинали светиться красноватым светом. Не очень ярко – ну, как самая слабая лампочка в фонарике. Надо менять провода. Но сразу этого не сделаешь: нужно их найти, купить, посмотреть, что еще не в порядке. Словом, это продолжалось, наверное, с неделю. На ночь папа отключал электричество совсем, боясь, что ночью может случиться пожар.
Приснился мне в эти дни сон. Первый из четырех за всю жизнь, очень ярких и как будто «не снов». Стоит папа в конце коридора, почему-то очень плохо одетый, в чем-то старом летнем, как будто в парусиновых туфлях. А папа даже дома одевался хорошо, хотя и иначе, чем на работу. И вдруг пол начинает подниматься, именно с того конца, где стоял папа. По полу вниз покатились статуэтки – папа любил их, их много было дома, но, конечно, не в коридоре. А под полом – огонь, причем языки пламени – по бокам коридора. Папе трудно устоять на ногах, он падает, я с криком просыпаюсь… А на следующую ночь проснулась оттого, что в квартире горел свет, ходили какие-то люди, и папа говорил им: «Вот еще мои дневники, здесь за много лет» – и отдавал им маленькие книжечки. Рядом стояли важные дворники. Те самые, дети которых недели за две показывали нам руками знак решетки – растопыренные пальцы обеих рук, наложенные друг на друга перед лицом. Знали… А мы не верили им…
Наталья Петровна Бехтерева родилась в Ленинграде 7 июля 1924 года в интеллигентной семье. Она внучкой великого ученого академика Владимира бехтерева была. Ей было всего 3 года, когда он умер. Детство Натальи было тяжелым. После того, как отца - инженера расстреляли, как врага народа, а мать отправили в сталинские лагеря, девочка оказалась в детском доме. Медициной она всерьез заинтересовалась во время войны, когда в блокадном Ленинграде дежурила в госпиталях, ухаживая за ранеными.
Доктор медицинских наук, профессор. Внучка в. М. Бехтерева.
Её книга "Магия Мозга и Лабиринты Жизни" рассказывает о жизни далекой середины XX века, о формировании увлекательной науки о мозге человека, о тех, кто в мимолетных встречах на научных форумах или в теснейших контактах повседневной работы обогатил своими мыслями и трудом изучение сложнейшего создания на нашей планете - мозга человека.
В книге - о расшифровке законов активности здорового и больного мозга и о приложимости этих законов не, внимание, только в медицине, но и к событиям социального порядка государственного масштаба.
В книге об удачах и сложностях - и о том, что с давних пор волнует человечество, но что до настоящего времени расшифровать не удалось. И здесь же и наши сегодняшние шаги в изучении самых высших возможностей человека - творчества.
Книга для всех написана.
В 1947 году Наталья окончила ленинградский медицинский институт имени академика Павлова, в 1950 году - аспирантуру.
С 1950 по 1990 год она работала в институте экспериментальной медицины АМН Ссср.
Научно-исследовательский институт экспериментальной медицины АМН ссср возглавляла.
Затем стала во главе института мозга человека ран и почти два десятилетия была его научным руководителем.
Бехтерева изучала, как работает мозг здорового и больного человека и сделала немало открытий на этом пути. Наталья Петровна - автор около 400 научных работ, ей принадлежат открытия в области механизмов мышления, памяти, эмоций и организации головного мозга человека.
Бехтерева была первой в Ссср, кто применил способ вживления электродов в мозг человека в диагностических и лечебных целях. Под её руководством была создана новая ветвь неврологии и нейрохирургии - стереотаксическая неврология. Наталья Петровна была не просто очень умным, но и очень интересным человеком, изучала мозг вождей, встречалась с Вангой, а в последние годы стала верующим человеком и заинтересовалась феноменом опыта после смерти.
Среди ее увлечений можно отметить живопись и музыку. Также она написала для массового читателя книгу "Магия Мозга и Лабиринты Жизни", где понятным языком рассказала о мозге человека и его загадках.
Наталья Петровна Бехтерева скончалась после продолжительной болезни 22 июня 2008 года в Гамбурге (Германия.
Ее работы оказали значительное влияние на развитие нейрофизиологии не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами.
Наталья Петровна Бехтерева
Вперемежку с научными статьями и книгами я писала изредка и нечто более популярное. В 1990 г. это была сравнительно оптимистичная «Per aspera…». Годы, когда писался этот первый текст, были временем надежд – больших и малых – в самых разных областях. В том числе и в науке. На этом радужном фоне в упрощенном (но не вульгаризированном) виде были представлены наши основные новости в области изучения здорового и больного мозга. В этой же книге как о прошлом, которое не должно повториться, рассказывалось о сложностях и трагедиях, пережитых нашим обществом и нашей наукой в годы советской власти, и о людях, работающих в науке сейчас.
Однако жизнь развернулась достаточно неожиданно, и мы в короткий срок оказались в нестабильном обществе, где науке, особенно фундаментальной, приходится все сложнее. Поэтому в книге 1994 г. («О мозге человека») я рассматривала вновь и научные проблемы, и прогресс в них, и некоторые общественные проблемы, естественно – с позиций физиолога, изучающего законы деятельности мозга. В природе не так уж много общих законов, и многое, открытое в микромире, применимо к макромиру, а знание особенностей деятельности мозга позволяет рассматривать особенности развития общества, в частности, его переходные фазы.
Кроме того, весь период изучения живого мозга человека я стремилась, что называется, «не прикасаться» к так называемым странным явлениям, более или менее редким или практически уникальным, боясь осложнить и так нелегкую нашу работу. К 1994 г. по основным позициям физиология человека не только у нас, но и за рубежом более или менее прочно встала на ноги. Но к этому времени и моя собственная жизнь резко изменилась, и я сочла своим личным долгом рассказать о том странном и далеко не всегда объяснимом, что я видела в жизни. Дальнейшее развитие науки, ее методологии и технологии, возможно, внесет какую-то ясность в понимание этих явлений. Но вряд ли их пониманию может способствовать замалчивание в научной и научно-популярной литературе. Для себя главу о странных явлениях я рассматриваю так: вопрос поставлен. Задача следующих поколений ученых – изучать эти явления и постараться подобрать ключи к ним («Сезам, отворись!»).
Казалось мне, что эта книга будет последней в моей жизни. Но после нее, в 1997 г., была написана маленькая, но емкая книжка сугубо научного содержания, послужившая основой моей вступительной лекции на XXXIII Международном конгрессе физиологических наук, проходившем в Санкт-Петербурге. А дальше произошло следующее.
Холлы трудно осваиваемой географии здания Российской Академии наук. Перерыв в заседании. Вполне обычная суета: кто-то ведет предвыборную кампанию, кто-то решает с начальством РАН финансовые, издательские и другие вопросы – начальство, выпив президентского чая, вышло в народ (к академикам).
В данный момент мне ничего не нужно – никого не ищу, ни с кем не общаюсь. Меня находит приятный человек средних лет: «Наталья Петровна, надпишите книгу – читаю, нравится». С некоторым отчаянием думаю: как же его зовут? Фамилию помню, но ведь мы сейчас от «товарища» отстали, а к «господину» не пристали. Да и не уверена, академик он или член-корреспондент… И тут приходит спасение: книга-то не моя, зачем я буду надписывать чью-то? Серое, невзрачное издание, без фамилии на обложке. Название, правда, знакомое, но я не издавала книжек под таким названием. И все-таки, как оказалось, – почти моя. Изрезанная, противно изданная, с первоначальным условным названием рукописи книги 1994 г. «Через тернии – к звездам». Не подписываю эту свою-чужую сиротку. Смотрю, кто издал…
Говорю с редактором ледяным тоном: «Буду подавать в суд!» Дальше – еще тривиальнее: «Вы не имели права!» Ответ отрезвляет: «Не имел. Подавайте. Конечно, выиграете, но денег у нас все равно нет…»
Судиться – как-то еще не вошло это в нашу научную практику – не стала, а надо бы. Потом серая брошюрка появилась и в Санкт-Петербурге… Забыть, заснуть, ничего не видеть, не слышать и больше не писать! Но пожалел меня директор издательства «Нотабене» Лев Иванович Захаров: «Давайте переиздавать книгу. Может быть, добавите что-нибудь – ведь прошло четыре года… Вы по-прежнему верите, что у России – звездное будущее, ведь так?» Тираж издания 1994 г. был маленьким, нестандартную «О мозге человека» просят – и, кому удается, покупают пиратский вариант.
Книгой "Магия мозга и лабиринты жизни" я заинтересовался после просмотра документального фильма о Н.П. Бехтеревой:
Чтение оказалось нелегким из-за множества научных терминов и своеобразного художественного стиля автора (причина, видимо, в многолетней работе с научными текстами).
Поделюсь наиболее важными и интересными, с моей точки зрения, фрагментами.
Условием адаптации организма к среде при повреждениях мозга и организма является формирование устойчивого патологического состояния, поддерживаемого соответствующей матрицей долгосрочной памяти. Выход из устойчивого патологического состояния может идти не плавно, а через фазы дестабилизации, причем последние должны находиться под строгим лечебным контролем.
Так как патологическое состояние является устойчивым, то вылечить болезнь можно лишь дестабилизацией
до такой степени, что организм перестроится на новый здоровый
режим функционирования.
Отсюда проблема: если мы испытываем новый метод лечения и через некоторое время пациенту становится хуже, то какие выводы делать относительно этого метода? Никаких. Ведь возможны два случая:
а) становится хуже из-за перехода из патологического состояния в здоровое;
б) становится хуже из-за усиления патологического состояния.
Та же дилемма, если пациенту стало лучше! Получается, что Н.П. Бехтерева фактически привела довод против многих современных лекарств официальной медицины: они снимают болезненные симптомы, тем самым стабилизируя патологию. Например, если вы остановили насморк каким-нибудь аэрозолем, то тем самым способствовали усилению скрытой болезни, следствием которой и была заложенность носа. И при этом ваше самочувствие улучшилось! Можно ли это назвать лечением?
В природе не так уж много общих законов, и многое, открытое в микромире, применимо к макромиру, а знание особенностей деятельности мозга позволяет рассматривать особенности развития общества, в частности, его переходные фазы.
Все пронизано аналогиями. Именно по этой причине Н.П. Бехтерева пыталась распространять результаты своих исследований как можно в больших масштабах. Из-за этих аналогий полезно быть профессионалом в двух различных областях, и тогда знание одной области может обогатить новыми идеями другую.
Всепоглощающий генерализованный страх ведет к тому, что мозговой базис, на котором должна была бы осуществляться наша интеллектуальная деятельность, изменяется везде – или почти везде. Зоны мозга, группы нервных клеток не могут включаться в мыслительную деятельность. Человек лишается творческой мысли – этого прекраснейшего из своих достояний.
Вывод применительно к учителям и родителям: повышение голоса, угрозы (поставить двойку, например), вообще, неспокойная атмосфера вокруг ребенка цементирует его мыслительную деятельность. Становится только хуже! Поэтому не стоит оправдывать свои нервные срывы желанием помочь.
В детях, предоставленных самим себе, нередко доминирует злое начало.
Вроде бы всем известная истина. Но мы все равно по умолчанию доверяем детям больше, чем они того заслуживают. А надо бы постоянно контролировать и исправлять ребенка. Простой пример: репетитор готовит ученика к поступлению. Периодически ребенок отменяет занятия (причины банальны: от болезни до поездки в деревню). Дальше, думаю, можно и не рассказывать, как именно ученик тратил нечестно заработанные собственным умом деньги, предназначенные учителю. И все из-за чрезмерного доверия, основанного на положительном взгляде на сущность человека.
Человеку свойственно искать радость, это – неназванный биологический инстинкт выживания.
Через всю жизнь проносит человек свое детство, и хорошо, если оно дает ему силу. Детям очень нужны любовь и радость. Ведь радость противостоит страху и унынию. Развеселите огорченного малыша, окружите его любовью.
Если не радость и не любовь, то хотя бы атмосфера заботы и обоснованного оптимизма. И тогда многие болезни у ребенка благополучно не появятся. Автор приводит пример такой потребности во время блокады: люди организовывали театр. Голод, холод, но все равно зрители и актеры шли к сцене, чтобы на два-три часа погрузиться в совсем другой мир, забыв о настоящем. И сама Н.П. Бехтерева во время трудностей, которых было за всю ее жизнь немало, скрывалась от них в другое измерение благодаря научной работе.
Перед каждой скудной едой – но все-таки едой, которая, мы знали, сейчас дымится на столах, – стоим мы на линейке. Стоим, пока наша еда не замерзнет, – слушаем монолог садиста-директора о том, как надо есть, как надо пережевывать пищу, и снова – как надо есть и т.д. Он уже позавтракал (поужинал, пообедал), причем позавтракал досыта: он всегда требовал, чтобы тарелка была «с верхом», ведь дело у него такое ответственное – руководить всеми нами…
Это рассказ о методах воспитания директора в детском доме в тяжелые 40-е годы. Другие комментарии здесь излишни.
При эмоциональных расстройствах очень хороши прогулки, разного рода двигательная активность. Что может сделать с человеком плавание, движение в воде!
Проблемы с учебой, ссоры в семье, чувство тревоги, непонятная депрессия - начните с ежедневных умеренных физических нагрузок (чтобы не нарушался сон, ибо это признак перетренированности).
Возможный способ предотвращения устойчивого патологического состояния заключается в активности. В дополнение к физической активности полезна устная речь. Нами многократно показано, как движение и речь иногда приводят неблагоприятное состояние мозга в норму. Уровень постоянного потенциала может снова стать оптимальным, а спектр зон мозга – богаче.
Эту цитату следует знать каждому. Видимо, поэтому сеансы у психолога иногда дают положительный эффект. Пациент сам себя лечит, если, конечно, врачу удается задать доверительный тон беседе. Совет родителям и учителям: говорите с ребенком, если он находится в подавленном состоянии. Необязательно на трудные для него темы. Но не оставляйте наедине со своими мыслями. С мрачным одиночеством могут справиться только сильные духом люди, остальным же нужно общение.
Как бы идеальна ни была мысль, ей подлежит совершенно определенная материальная, анатомо-физиолого-биохимико-биофизическая основа.
Конечно, это только гипотеза. Но суть в том, что любая наша мысль вызывает цепочку реакций в организме. Поэтому от мысли можно и заболеть, и вылечиться. Зависть, гнев, осуждение, гордость... Как вы думаете, что происходит с телом от культивирования таких мыслей? Еще интересное открытие, упоминаемое в книге: полифункциональность микрозон мозга. То есть одна и та же зона мозга может отвечать и за некоторые эмоции, и за некоторые телодвижения, и за работу сердца или кишечника. Как видите, аргументов за чистоту мыслей достаточно.
Но как часто в реальной жизни прекрасное «не навреди» является демобилизирующим!
Речь идет о нежелании некоторых врачей рисковать, брать на себя ответственность при лечении тяжелобольных. Применительно к учителям: многие часто отказываются от трудных детей. Отказываются даже от попытки помочь.
Хорошо известно, что мигающий свет способен вызвать эпилептический припадок
А свет от монитора что вызывает? А мобильный телефон как воздействует на мозг? А поток информации, превышающий возможности человека, как изменяет мышление? А обучение, полностью электронное, как влияет на сознание?
Если еще можно говорить об усредненной руке, ноге и т.д., то усредненного мозга – нет! Это уже поняли в наиболее развитых странах, проявив понимание проблемы в создании самых разных школ.
Похоже на камень в сторону традиционной системы образования.
Мне кажется, что многие люди не раскрываются в жизни потому, что не встречают своего, именно своего Учителя. Дело же не в том, чтобы дать формальный комплекс знаний и научить тому, чего не надо делать…
Проблема номер один. Понятно, что если идет война, то в первую очередь стараются уничтожить офицеров. Без них солдаты будут бороться между собой, если вообще будут. Похожая картина и в образовании. Звания и должности есть, книги и слова есть, человека только днем с огнем не отыскать. "И не видно конца и краю этой войне" (И. Тальков)
После срока биологической программы и защиты жизнь человека в большой или, пожалуй, в большей мере во власти тех задач, которые поставили перед ним его собственные интеллектуальные, особенно творческие, или семейные интересы.
Другими словами, после лет тридцати вы должны иметь конкретные глобальные жизненные задачи, то есть найти смысл жизни, требующий активной деятельности. Таким образом вы поддерживаете работу всех жизненных функций на нужном уровне. В противном случае эти самые функции угасают, что влечет болезни. Это гипотеза Н.П. Бехтеревой. Можно усилить требование: не после тридцати, а после шести лет. Меньше будет детских суицидальных попыток и других психических расстройств. Вот, кстати, пример из жизни: "Сын 6 лет. Полная семья. Проблемы: 1. Очень низкая самооценка (считает, что у него "жизнь самая плохая", "он все делает хуже всех", у него "никогда ничего не получится"). 2. Не умеет проигрывать (после каждого проигрыша истерика). 3. Боится спать один, так как по его словам боится смерти и постоянно думает об этом." Это фрагмент просьбы о помощи на одном из форумов.
А маленький купался в биологической любви, не признающей ни долга, ни обязанностей, да так и не адаптировался к жизни. Жизнь, как он себе это представлял, ему была должна все. Плохо только, что жизнь-то об этом ничего не знала, а потому долгов своих отдавать никому не собиралась. Сошел маленький раньше старших с круга, да и болеть стал. Увяла прежде времени красота, ушла уверенность, стерлась и разница в возрасте – не календарная, биологическая – между старшими и младшим.
Это история о трех детях. Двое тянули на своих плечах все обязанности взрослой жизни (отец был репрессирован), а третий, самый младший, был любимцем матери. Вывод Н.П. Бехтерева делает такой:
Пожалуйста, умейте любить. Помните, что любовь – это долг, это труд, с ви́дением и предвидением пополам.
В книге описано множество случаев лечения психических заболеваний. Один из них связан с детектором ошибок в мозге:
Вы выходите из дома и уже готовы захлопнуть дверь. И в этот момент у вас появляется чувство, что не все в порядке, вы что-то забыли или забыли что-то сделать. Дверь еще не закрыта, все поправимо. Вы возвращаетесь и находите случайно вынутые из кармана ключи от квартиры, или невыключенный утюг, или что-то еще, достаточное для того, чтобы произошла серьезная неприятность. Ай да детектор ошибок, могли бы подумать вы, если бы знали, что это он помогал вам. На следующее утро вы уже сознательно останавливаетесь у уже открытой двери и вспоминаете: что? Мысленный обзор дома, все в порядке – вы уходите. А послезавтра уходите из дома, как уходили всегда. Это – счастливый конец, детектор сработал, вы его послушались, но не подчинились ему.
Другая возможность. Наступило завтра. Дверь открыта, но вы снова закрываете ее изнутри и обходите дом. В общем-то все в порядке, но всегда можно найти какую-то забытую мелочь или просто вещь, которую показалось нужным взять с собой. Послезавтра – то же самое. И через некоторое время вы – раб детектора. Развивается подчиненность желанию возвращаться, да и не один раз. Вы опаздываете на работу, в институт – словом, туда, где надо быть вовремя, но это уже не проходит. Надо лечиться, и как можно скорее . Вначале могут помочь психотерапия и некоторые так называемые малые транквилизаторы. Но очень мало людей сразу обращается в этой ситуации к врачу. Обращаются тогда, когда жизнь становится невмоготу, когда в мозге под командованием детектора ошибок уже сформировалась матрица патологических действий. Лечение возможно, но теперь это уже очень не просто.
А вот и явные результаты многолетнего труда:
Бабушка с внуком, пролежавшим без сознания почти месяц и потерявшим, казалось бы безвозвратно, все человеческое… Она ведет прелестного мальчонку за руку на выход из института, объяснял малышу, вполне адекватному теперь человечку, что́ для него сделал нейрохирург Ф.А. Гурчин.
Кажется, именно такие случаи должны быть ориентиром для молодого ученого при выборе направления в науке.
Еще в книге есть несколько страниц, описывающих паранормальные случаи, произошедшие с самой Н.П. Бехтеревой. Например, посмертные явления ее мужа. Она интересовалась этой темой: встречалась с Вангой, общалась (не дружески!) с целителями. Об этом она говорит с крайней осторожностью, однако, игнорировать факты не может. И это признак настоящего ученого.
И последнее:
Возможности мозга человека практически неограниченны
Наталья Петровна Бехтерева
Вперемежку с научными статьями и книгами я писала изредка и нечто более популярное. В 1990 г. это была сравнительно оптимистичная «Per aspera…». Годы, когда писался этот первый текст, были временем надежд – больших и малых – в самых разных областях. В том числе и в науке. На этом радужном фоне в упрощенном (но не вульгаризированном) виде были представлены наши основные новости в области изучения здорового и больного мозга. В этой же книге как о прошлом, которое не должно повториться, рассказывалось о сложностях и трагедиях, пережитых нашим обществом и нашей наукой в годы советской власти, и о людях, работающих в науке сейчас.
Однако жизнь развернулась достаточно неожиданно, и мы в короткий срок оказались в нестабильном обществе, где науке, особенно фундаментальной, приходится все сложнее. Поэтому в книге 1994 г. («О мозге человека») я рассматривала вновь и научные проблемы, и прогресс в них, и некоторые общественные проблемы, естественно – с позиций физиолога, изучающего законы деятельности мозга. В природе не так уж много общих законов, и многое, открытое в микромире, применимо к макромиру, а знание особенностей деятельности мозга позволяет рассматривать особенности развития общества, в частности, его переходные фазы.
Кроме того, весь период изучения живого мозга человека я стремилась, что называется, «не прикасаться» к так называемым странным явлениям, более или менее редким или практически уникальным, боясь осложнить и так нелегкую нашу работу. К 1994 г. по основным позициям физиология человека не только у нас, но и за рубежом более или менее прочно встала на ноги. Но к этому времени и моя собственная жизнь резко изменилась, и я сочла своим личным долгом рассказать о том странном и далеко не всегда объяснимом, что я видела в жизни. Дальнейшее развитие науки, ее методологии и технологии, возможно, внесет какую-то ясность в понимание этих явлений. Но вряд ли их пониманию может способствовать замалчивание в научной и научно-популярной литературе. Для себя главу о странных явлениях я рассматриваю так: вопрос поставлен. Задача следующих поколений ученых – изучать эти явления и постараться подобрать ключи к ним («Сезам, отворись!»).
Казалось мне, что эта книга будет последней в моей жизни. Но после нее, в 1997 г., была написана маленькая, но емкая книжка сугубо научного содержания, послужившая основой моей вступительной лекции на XXXIII Международном конгрессе физиологических наук, проходившем в Санкт-Петербурге. А дальше произошло следующее.
Холлы трудно осваиваемой географии здания Российской Академии наук. Перерыв в заседании. Вполне обычная суета: кто-то ведет предвыборную кампанию, кто-то решает с начальством РАН финансовые, издательские и другие вопросы – начальство, выпив президентского чая, вышло в народ (к академикам).
В данный момент мне ничего не нужно – никого не ищу, ни с кем не общаюсь. Меня находит приятный человек средних лет: «Наталья Петровна, надпишите книгу – читаю, нравится». С некоторым отчаянием думаю: как же его зовут? Фамилию помню, но ведь мы сейчас от «товарища» отстали, а к «господину» не пристали. Да и не уверена, академик он или член-корреспондент… И тут приходит спасение: книга-то не моя, зачем я буду надписывать чью-то? Серое, невзрачное издание, без фамилии на обложке. Название, правда, знакомое, но я не издавала книжек под таким названием. И все-таки, как оказалось, – почти моя. Изрезанная, противно изданная, с первоначальным условным названием рукописи книги 1994 г. «Через тернии – к звездам». Не подписываю эту свою-чужую сиротку. Смотрю, кто издал…
Говорю с редактором ледяным тоном: «Буду подавать в суд!» Дальше – еще тривиальнее: «Вы не имели права!» Ответ отрезвляет: «Не имел. Подавайте. Конечно, выиграете, но денег у нас все равно нет…»
Судиться – как-то еще не вошло это в нашу научную практику – не стала, а надо бы. Потом серая брошюрка появилась и в Санкт-Петербурге… Забыть, заснуть, ничего не видеть, не слышать и больше не писать! Но пожалел меня директор издательства «Нотабене» Лев Иванович Захаров: «Давайте переиздавать книгу. Может быть, добавите что-нибудь – ведь прошло четыре года… Вы по-прежнему верите, что у России – звездное будущее, ведь так?» Тираж издания 1994 г. был маленьким, нестандартную «О мозге человека» просят – и, кому удается, покупают пиратский вариант.
И вот перед вами новое издание книги. Не судите строго: что-то, я надеюсь, стало лучше, глубже, что-то я добавила, но, наверное, что-то и испортила. А привлекшую наибольшее внимание в издании 1994 г. главу изъять не могла. Так, как там написано, было… Так было ? Это, конечно, еще не наука. Но и не лженаука. Так – бывает…
– Наташенька, я тебе уже рассказала самое хорошее из моего детства. Нас было сначала двое – я и брат, затем появилась маленькая сестричка. Мы жили в красивой квартире, в прихожей нас встречали три чуда – голова зубра, статуя Фрины во весь рост и огромная лягушка. Лягушку ты знаешь, она со мной и сейчас. Была немка-бонна, которая все время добивалась от нас с Андреем аристократического или как минимум приятного поведения («…Aber zierlich manierlich, Kinder»), отчего мы или действительно чинно садились за книжки, или через черный ход неслись по подвалам – три стоящих рядом дома имели общий подвал – и…
– Бабуль, бабуль, я знаю, вы там ловили котят, отмывали их в ванной, и некоторые серые превращались в рыжих или белых. Это я все знаю. Вы ездили на юг – на Кавказ, в Крым, там все было очень красиво, я ведь была в Крыму. Я не о том. Что было дальше? Ты начинаешь и вдруг говоришь, что не сто́ит. Сто́ит, бабуль, сто́ит, уж я-то знаю!
– Хуже – что? Хуже чего?
– Ну, если совсем коротко…
– Ой, не надо коротко, расскажи длинно-длинно, как было.
– Знаешь, Натуль, я очень не люблю, когда что-то – даже не очень важное – происходит с электричеством. Для меня это всегда бо́льшая неприятность, чем то, что реально произошло. А когда-нибудь я расскажу тебе еще, как случилось, что мне всегда так трудно собраться в лес за грибами. Хотя, когда я уже в лесу, все неприятное уходит – конечно, если не встречу змей. Я их недолюбливаю, мне всегда кажется, что есть что-то общее между змеями и характером некоторых людей.
…А сейчас – об электричестве. Был 37-й год, сентябрь. Мы жили в старом доме, хотя внешне он смотрелся вполне респектабельно. Он и теперь такой же: хочешь – сходи посмотри, это в нашем городе, дом 12 по Греческому проспекту. Так вот. Вдруг у нас начали гореть провода. Проводка была наружная, и в темноте все провода начинали светиться красноватым светом. Не очень ярко – ну, как самая слабая лампочка в фонарике. Надо менять провода. Но сразу этого не сделаешь: нужно их найти, купить, посмотреть, что еще не в порядке. Словом, это продолжалось, наверное, с неделю. На ночь папа отключал электричество совсем, боясь, что ночью может случиться пожар.
Приснился мне в эти дни сон. Первый из четырех за всю жизнь, очень ярких и как будто «не снов». Стоит папа в конце коридора, почему-то очень плохо одетый, в чем-то старом летнем, как будто в парусиновых туфлях. А папа даже дома одевался хорошо, хотя и иначе, чем на работу. И вдруг пол начинает подниматься, именно с того конца, где стоял папа. По полу вниз покатились статуэтки – папа любил их, их много было дома, но, конечно, не в коридоре. А под полом – огонь, причем языки пламени – по бокам коридора. Папе трудно устоять на ногах, он падает, я с криком просыпаюсь… А на следующую ночь проснулась оттого, что в квартире горел свет, ходили какие-то люди, и папа говорил им: «Вот еще мои дневники, здесь за много лет» – и отдавал им маленькие книжечки. Рядом стояли важные дворники. Те самые, дети которых недели за две показывали нам руками знак решетки – растопыренные пальцы обеих рук, наложенные друг на друга перед лицом. Знали… А мы не верили им…
Папа подошел к нам, успокоил, сказал, чтобы мы не волновались, что он скоро вернется, что все это – какая-то ошибка.
Я не могу сказать, что́ я чувствовала в этот последний миг, даже не могу сказать, что это был испуг, – папа был так спокоен… А утром спросила маму, почему она дома. И, увидев на столе папины ключи, – где папа. Я решительно ничего не помнила…
– Как, бабуль, совсем ничего? Ведь твоего любимого папу арестовали?!
– Мама попыталась сказать, что папа в командировке, потом заплакала: «Его арестовали…»
И тут я вспомнила все – сначала как сон, затем как явь… И с этой секунды стала ждать возвращения папы. Я ждала его и тогда, когда попала в детский дом – а это было через полгода, – и каждую, каждую ночь засыпала с мыслью: это произойдет завтра, придут за мной и братом Андреем веселые папа с мамой и все, все будет снова хорошо. Лучше, чем было. Папа раньше часто получал премии, это праздновалось дома. В эти дни мне тоже ужасно хотелось праздника, мне хотелось, чтобы все было так же, и даже лучше. А папа в это время уже больше месяца как был расстрелян… Маму в общем вагоне увезли в лагерь; потом она рассказывала, что больше года все время плакала, плакала: дома остались мы – трое детей. Мама была уверена, что всех взяли наши родственники, и очень волновалась за маленькую мою сестричку Эвридику (Эвочку), – в семье, где, как она предполагала, живет Эвочка, был туберкулез, причем двое там уже умерли – туберкулез тогда еще лечили очень плохо… Натуль моя молчит, думает.